Расплата за жизнь

— Другого выхода не осталось! — развел руками Дегтярев, признавший, что не сразу решился убрать шефа своими руками, подсылал киллеров. Но им не повезло. Пришлось убрать обоих, вот и спрятал концы в воду… Но…

Решил довести до конца сам. Как убил? Банально! Щеглов всегда держал открытым окно на мансарде. Я позвал. Он еще не спал. Сказал ему, что приехал со срочным сообщением. Он позвал в беседку. Я ему в последний раз предложил не мешать коммерсантам. Пусть вольно дышат. Чтоб не обидно было, предложил баксы. Он меня по всем падежам просклонял и пообещал, что этот разговор я могу считать последним. Я с этим, конечно, согласился… Пустил ему пулю в лоб. Ребята добавили. На том и кончили уговаривать дурака. Вот только жаль, что окурков накидал по неосторожности. А ручку три дня искал. Выронил случайно, когда зажигалку доставал. И все же, Иван Лаврентьевич, скажу вам: проиграли вы эту партию. Таких, как я, уже много. И с каждым днем нас все больше становится. А вы, как мамонты, вымираете. Думаете, меня расстреляют? Черта с два! Через пару лет буду на свободе! Потому что я нужен в этой жизни. Я усвоил ее! Я скоро вернусь! А вы — бесследно уйдете. И посмеются вам в лицо ваши внуки. За глупую правду, какая не стоит ни гроша. Она — сестра нищеты и горестей. А честное имя, каким дорожите, останется лишь на могильной плите, но кто его прочтет и вспомнит добром? Только идиоты, подобные вам… — рассмеялся Дегтярев.

— Уведите арестованного! — сдавил кулаки прокурор, поняв, что теряет контроль над собою. — Подонок! — бросил он вслед Дегтяреву. Тот, оглянувшись, жестом послал прокурора в задницу и пошел в камеру впереди охранника, беззаботно насвистывая…

Потапов с Соколовым немало удивились самоуверенности и наглости этого человека. Но каково же было их изумленье, когда через три года узнали, что Дегтярев на свободе. И вместо пятнадцати отбыл в колонии всего два с половиной года. Вместе с ним вышли на волю его подельники–коммерсанты и снова ворочают делами, разъезжая по городу на иномарках.

Иван Лаврентьевич умер за год до освобождения Дегтярева. В неполных пятьдесят сломал человека инфаркт, сдало сердце прямо на работе. Врачи оказались бессильны…

Соколов и Потапов с грустью вспоминали об ушедшем. На его место пришел молодой. Без опыта и практики. Зато родители богатые. В друзьях — ни одного старика. Лишь новые русские. Без багажа прошлого, без морали. В голове — звон. Таким легко живется. У них никогда не случается инфарктов… Да и откуда? Ведь бессердечные не знают, как оно болит — сердце.

Сегодня нам опять дежурить? — смеется Потапов, глядя на жену.

Та вздохнула:

— Ну почему у тебя не бывает праздников?

— Люсенька! Милая моя девочка! Короткие минуты могут принести больше радостей, чем долгие годы серого безделья. Не обижайся, но я люблю свою работу!

— А кого больше?

— Ты — мое счастье, работа — жизнь! И если любишь, поймешь меня! Я не могу без тебя и детей! Вы все трое бесконечно дороги. Но я родился таким… Ты это знала… Не сердись, — уходил на работу и в этот день.

Александр просматривал сообщения. Что произошло в городе за эту ночь? Вроде никаких потрясений. И вдруг в дверь послышалось царапанье.

— Кто там? Входите! — привстал Александр.

В кабинет вошла старуха, взлохмаченная, злая, она волокла за руку упиравшуюся девчонку лет двенадцати. Та вырывалась, пытаясь сбежать, но старуха крепко вцепилась в руку девчонки.

— Вот, полюбуйтесь! Сучку к вам привела! Сказали, только вы умеете их к рукам прибирать! Сладу с ней не стало! — зашлась бабка на весь кабинет.

— Это не по моей части. Я малолетними не занимаюсь! Обратитесь в милицию… — отмахнулся Потапов.

— Чего? Так в милиции одни козлы! Они мне и сказали: «Оставь девку на ночь! Утром на карачках приползет. На месяц про блядство забудет!» Это что? Разве так надо? Я ее веревкой до черна порола. А она ночью снова сорвалась, как с цепи…

— Может, больна?

— Одна у ней болезнь — на тряпки подрабатывает! Вчера с негром ее застала в подъезде. Поначалу, не разобравшись, подумала, что сам черт ее схомутал! Ведь чего боюсь — болезнь поганую может зацепить иль дитенка от негра! Ну что тогда? Хоть в петлю от срама! Помоги! Мил человек! Пожалей меня — старую и ее — глупую! Ить про тебя в Орле столько доброго слышим! Нешто откажешь и отворотишься? Мы же с ней сироты. Никого, вдвух маемся! Сдохну я — она вовсе скатится! — плакала бабка навзрыд.

— Как зовут тебя? — глянул на девчонку Та, огрев злым взглядом, отвернулась молча.

— Лизавета она! — ответила старуха за внучку.

— Сколько лет?

— Двенадцать скоро.

— Учишься в школе?

— Да где там? Выкинули ее еще в прошлом годе. Когда она учителю по истории предложила на большой перемене перетык! Тому уж за пятьдесят перевалило. Со стыда чуть не задохнулся. А она, чтоб вы думали, позвала за собой всех мальчишек класса. А учителя высмеяла и обозвала гадко. Ладно б просто таскалась. Теперь еще и на иглу села. С наркоманами связалась. Те вовсе до пути не доведут.

— Давно колешься? — спросил Елизавету так, что девчонка в комок сжалась, вздрогнула всем телом. Ответила тихо: