Расправляя крылья. Шаг перед пропастью

Допустим, дело замнется, спустится на тормозах. И завтра я не выйду в эту школу, никогда не выйду. Но ты понимаешь, что послезавтра, послепослезавтра, или на следующий день, когда подойдешь к раздаче без очереди, ты все равно получишь в морду?

Пауза. Лицо его перекосило.

— Да, с подачи твоего отца здесь могут начаться репрессии, — продолжал я. — Допустим даже, что все, кто участвовал в сегодняшней драке, окажутся за воротами. Но репрессии страшны только тогда, когда их боятся. Когда же появляются герои, идущие на "смерть" с расстегнутой рубахой, плевавшие на последствия, любые репрессии обречены. Они превращаются в конвейер ненависти, и чем жестче прессинг, тем больше ненависти породят. И уважения, симпатии к героям.

А значит, тем быстрее наступит момент, когда новая волна героев сметет старый миропорядок. Этим людям будет плевать на последствия для себя, плевать на твоего отца и администрацию. Перед их глазами будут те, кто шел с расстегнутой рубахой. Это называется "пассионарии", и их будет тем больше, чем жестче их будут прессовать.

Я сделал паузу, собирая мысли. Нас слушали, все, очень внимательно. Более того, нас слушали и два школьных охранника, вставшие чуть сбоку сзади.

— Они убьют тебя, Адриано. Просто убьют, — подвел я итог. — Это если будете прессовать по черному. Если же мягко, с умом, без перекоса…

…Как думаешь, сколько отдаст твоя сестра в будущем за записи, где тебя чморят в школе? — улыбнулся я.

От этих слов лицо Адриано вновь перекосило, причем гораздо сильнее, чем когда бы то ни было. Попал. Ай, да я! Я же продолжал бить, забыв, что такое "жалость".

— Сколько ей лет? Пятнадцать? Четырнадцать? Почти взрослая. Но когда встанет вопрос о наследовании делу отца, она, чистокровная аристократка, смешает тебя с дерьмом, Адриано. Потому, что не смешать с дерьмом того, кого чморят титуляры, "быдлогвардия", невозможно.

Пауза.

— Ты никто, Адриано. И знаешь, в чем поразительная мудрость ситуации? Я здесь совершенно не при чем!

Он был жалок. Сестра — его самое слабое место. Принадлежность к аристократии он уже "доказал" в элитной школе, и опуститься еще и в неэлитной… Отец сам никогда не оставит ему дела, чтобы семья не стала посмешищем. Если бы я мог, я бы ему сочувствовал — но я не мог. Я не сочувствую подонкам, пусть даже местами благородным, умело скрывающим свою подленькую сущность. Такой я вот стал злой.

— Что ты хочешь?! — Он был разбит, и ручаюсь, владей собой хоть немного слабее, по его щекам потекли бы слезы.

Я пожал плечами.

— Ничего. Не поверишь, Адриано, я сделал сегодня всё, что планировал. И теперь спокойно умываю руки. Если у тебя есть вопросы — обращайся к ним, — указал я на стоящих вокруг ребят и конкретно на Селесту. — Теперь это их школа.

— Как насчет разобраться? Один на один? — не сдавался он.

— Мальчик, я побил бы тебя и в лучшие годы, — покачал я головой. — А теперь у меня "трешка". Ты большой уже, знаешь, что это означает.

Он скривился. Знал. Я повторился:

— Еще раз говорю, все вопросы к ним!

До него, наконец, дошло.

— Хорошо! — Адриано обернулся, повышая голос, окидывая взглядом присутствующих, коих собралось уже более десяти человек. — Предлагаю разобраться! Один на один! Вы выставляете своего лучшего бойца, и мы всё выясняем! Если побеждает кто-то из вас — я ухожу из школы! Если я — никто из моих друзей никогда более не будет обижать и задевать титуляров!

— И не только титуляров! — выкрикнула Эмма — когда только здесь оказалась?

— И не только титуляров, — согласно кивнул Адриано. — Ну, что?

Пока он вертелся, Селеста посмотрела на меня, сделав большие глаза. Я отрицательно покачал головой. Остальные молчали, чувствуя, что не вправе решать такие вопросы.

— Ну? — терял терпение Адриано, перейдя на следующую октаву.

— Кажется, они не хотят, — подвел я итог его изысканиям. — Адриано, проваливай, видишь, не любят тебя здесь! Даже благородным побыть не дают!

Он заскрипел зубами так, что было слышно, наверное, под куполом. Покраснел, как двести тридцать восьмой плутоний, окинул меня ненавидящим взглядом…

— …Но я думаю, вариант "все на все" более приемлем… — улыбнулся я ему в лицо. — Все твои, против всех нас. Всей остальной школы. Думаю, такой расклад ребятам будет больше по душе!

Ему эта мысль не нравилась. Очень не нравилась. Но весь мой сегодняшний план имел целью произнести именно эти волшебные слова. Толстый сразу раскусил мою цель, хвала ему, но Адриано не Толстый. И выбора у него, действительно, больше не было.

— Хорошо!.. После занятий!..

— Твой отец в жизни не даст нам это сделать после занятий, — усмехнулся я. — После последней пары. Прямо здесь, у фонтана, — похлопал я рукой по парапету. — Традиция есть традиция. А может чуть раньше — экстрим, так экстрим. Если не явитесь, значит, вы проиграли, и тогда, в школе вам лучше больше не показываться.

— Хорошо! После последней пары! — процедил он, развернулся и пошел назад, в сторону входа.

Вокруг загомонили, я же ничего не видел и не слышал. Я ликовал.