Во время Февральского переворота, когда царица с больными детьми оказалась брошенной на произвол судьбы в Александровском дворце Царского Села, Лили Ден, без колебаний оставив в столице больного сына, находилась рядом с императрицей, став фактически заложницей непредсказуемых обстоятельств. Она не могла покинуть поверженную, несчастную царицу, женщину, мать, подругу, и рассталась с ней не по своей воле. Во время набега революционной ватаги под руководством Керенского Ден была арестована, как «опасная реакционерка», и препровождена под конвоем в Петроград.
Последние годы монархии другом семьи являлся и морской офицер, а затем командир императорской яхты «Штандарт», капитан первого ранга и флигель-адъютант (с 1912 года) Николай Павлович Саблин. Царь и царица его искренне любили и ценили, хотя держался он рядом с ними достаточно независимо. Человек он был спокойный, уравновешенный, и царская чета охотно и часто с ним общалась, тем более что Николай Павлович никогда не затрагивал острых политических вопросов и не разговаривал на неприятные темы. В январе 1916 года, имея в виду Саблина, царица заметила в письме супругу: «У нас так мало истинных друзей, а из них он — самый близкий».
Как обычно, близость безродного офицера к царской семье многих удивляла; эти отношения вызывали различные пересуды. Однако никакой тайной подоплеки здесь не существовало. Дело в том, что Николай и Александра видели в нем простого и верного человека, а именно таких людей они искали и особенно ценили в последние годы. Сам Н. П. Саблин, человек весьма небогатый, никогда не имел и не искал никаких преимуществ и выгод от своего «высочайшего знакомства». Однако сердечная привязанность в данном случае не выдержала испытаний: с началом революции Саблин никак не засвидетельствовал своей преданности развенчанным повелителям.
Самой же близкой подругой царицы, ее своего рода вторым «я», около десяти лет была малоприметная и тихая Анна Александровна Танеева, занявшая в жизни императорской семьи исключительное место. От Ани у венценосной четы не было никаких семейных секретов. Та же, в свою очередь, искренне блюла это доверие и платила своим высокопоставленным друзьям бескорыстной преданностью, доходившей до самозабвения. Александра Федоровна и Аня Танеева были единомышленницами: их душевные устремления и нравственные представления почти целиком совпадали, хотя по своей природе, по психологическому и эмоциональному складу эти женщины были очень несхожи.
Конфидентка царицы родилась в 1884 году в семье крупного сановника, главноуправляющего (с 1896 года) Собственной Его Императорского Величества канцелярии, музыканта, композитора, меломана и коллекционера Александра Сергеевича Танеева. Матерью ее была Надежда Илларионовна, урожденная графиня Толстая. Эта семья уже давно занимала видное место в императорской столице. Обе дочери статс-секретаря, обер-гофмейстера и члена Государственного совета, Анна и Александра (родилась в 1885 году), получили хорошее домашнее воспитание, знали языки и прекрасно играли на фортепиано. Однако по характеру различались: старшая — замкнутая, неторопливая, серьезная, никогда не проявлявшая тяги к светским развлечениям.
Младшая же — полная ее противоположность: яркая, экстравагантная, любившая общество, много и охотно бывавшая на публике. В 1908 году Александра Александровна вышла замуж за приемного сына дяди царя великого князя Павла Александровича — камер-юнкера А. Э. Пистолькорса. Ее свекровью стала жена великого князя Ольга Валерьяновна, к тому времени уже графиня Гогенфельзен, с 1915 года — княгиня Палей.
Представление об «Але Пистолькорс» можно получить из ее письма свекрови, датированного 10 июня 1908 года. «Вы пишете, что Бэби (так они звали А. Э. Пистолькорса, родившегося в 1885 году. —
Александра Танеева ко времени замужества уже имела определенную «светскую биографию», но в письме к свекрови, которая безвыездно несколько лет жила в Париже и была удалена от петербургских новостей, старалась представить себя в выгодном свете. Все эти люди и нюансы их биографий не стоили бы упоминания, если бы не одно обстоятельство: в последние годы императорской России
Александру Пистолькорс, ее супруга и княгиню Палей стоустая молва уверенно зачисляла в разряд «рьяных распутинок». Об их «рьяности» дальше придется говорить особо.