Распутин. Анатомия мифа

Уже 7 июня 1915 года Джунковский получает новое послание от своего подопечного из Москвы. В нем говорилось: «В дополнение к донесению моему от 5-го июня сего года за № 291834, имею честь представить при сем Вашему Превосходительству одну из собственноручных записок Григория Распутина, из числа розданных им певичкам женского хора ресторана «Яр», при посещении им этого увеселительного заведения 26-го марта сего года. Записка написана карандашом на обрывке листа писчей бумаги и крайне неразборчиво по малограмотности ее автора, но, по-видимому, читается так: «Твоя красота выше гор. Григорий».

Не может не вызвать удивления, что полицейскому полковнику при всем старании удалось раздобыть лишь одну «улику», непонятно от кого полученную. Имя той «певички», которой якобы достался сей бесценный дар от Распутина, названо не было. Теперь о самом тексте. Указанный рапорт Мартынова, как и конверт с вложенным донесением, дошли до наших дней. Здесь уместно пояснить, что в силу малограмотности автора все его записи нуждаются в своеобразном переводе на понятный русский язык. Друг царской семьи явно не принадлежал к числу мастеров каллиграфии. Не стала исключением и данная записка.

Выглядит сей «опус» следующим образом: на листе писчей бумаги нацарапаны пять слов, из которых легко различить можно лишь одно: подпись «Григорий». Прочие слова прочесть нельзя, их можно восстановить лишь по догадке. Если даже Мартынов и правильно «перевел» их, то и тогда ничего криминального, дискредитирующего записка Распутина не содержала. «Твоя красота выше гор» — что в этом сравнении вызывает подозрение? Ну допустим, что Распутин действительно увидел в ресторане красивую девушку и дал ей такую записку. Здесь, конечно, выпячивается не сама безобидная писулька, а атмосфера распутинского «разгула», подлинность которого и удостоверяется «бесспорным доказательством».

Надо сказать, что в то время распутинских записок циркулировало довольно много, он сам их писал, когда к нему обращались бесконечные просители; немало было и фальшивок. Указанную записку можно квалифицировать как подлинную. Но признание этого факта тут же поднимает вопрос: писалась ли она в ресторане, или ретивые полицейские чины переслали в Петроград одну из тех, которые получали просители?

Ясное дело, что в том переводе, который дает Мартынов, записка могла быть адресована не просительнице, а некой красавице, пленившей воображение Распутина. Все бы так и выглядело, если бы не существовали и другие «переводы», которые при «визуальном анализе» представляются более адекватными. «Твое прошение вышли скорей. Григорий». При таком звучании становится понятно, что данная «улика» к делу о «разгуле в ресторане» не имеет никакого касательства.

Вся эта деятельность по фабрикации дела на Распутина, слухи и сплетни, которые стали сопровождать ресторанную историю, не могли пройти мимо царя и царицы. Вскоре после получения записки Джунковского Николай II поручил флигель-адъютанту Н. П. Саблину поехать в Москву и на месте выяснить подробности. Посланец миссию выполнил.

Уволенный градоначальник Адрианов показал, что «по проведенному им самим расследованию Распутин не принимал участия ни в каких неприличиях и непристойностях в ресторане «Яр». Перепуганные полицейские чины в один голос заявили, что все «документы переданы генерал-майору Джунковскому». Естественно, Саблин, выполняя волю монарха, к этому должностному лицу и обратился.

В своих обширных мемуарах с удивительной скрупулезностью Джунковский восстанавливает события давно ушедшего времени, воссоздает, часто с мельчайшими подробностями, свою служебную деятельность на различных постах, приводит собственные высказывания, речи других. В этой хронике жизни он ни звука не проронил по поводу вышеуказанного события. Думается, это не просто случайная забывчивость. Может быть, стыдно стало? Маловероятно. Скорее, не хотел вспоминать то глупое положение, в котором оказался: Саблину ему предъявить было нечего. Свои мемуары Джунковский писал при советской власти, и одно издательство даже намеревалось выпустить их в серии «Литературные памятники». Думается, их уместней бы было печатать в иной серии, например «Шедевры диффамации», но таковой изобретено не было. А жаль! Данное сочинение могло бы по праву занять там достойное место.