Распутин (др.издание)

Степан Кузьмич тут же услал горничных, достал из запертого ящика письменного стола запретные пластинки и, сияя, вышел с ними на террасу.

— Ну-ка вот, послушайте… — сказал он и, скомкав салфетку, заткнул ею горло граммофона, чтобы не было громко. — Слушайте…

Бойко, с необыкновенным азартом машина отрапортовала чрезвычайно сальный анекдот, от которого дядя Вася так расхохотался, что даже стал, как ребеночек, икать. Ваня лаконически протелеграфировал свое полное удовольствие, но смеяться себе не позволил: он думал, что американцы смеяться не должны. И еще анекдот, и еще. Дядя Вася таял, умирал и приговаривал:

— Да, вот это бы институточкам-то!.. Это вот как раз для них… Что за прелесть… Хе-хе-хе…

— Что? А? — гордился Степан Кузьмич. — А ну-ка вот эту…

Ваня незаметно вытащил из жерла граммофона салфетку, и оттуда посыпалась вдруг отборная, необыкновенно замысловатая ругань. Степан Кузьмич бросился было заткнуть горло машины, но Ваня не пустил его. Ругались пьяный извозчик, городовой и дворник, да ведь как! Собравшаяся за чугунной решеткой толпа замерла в восхищении.

— Огооо! — восторженно протянул кто-то в сумраке из-за решетки, где собрались кухарки, раненые, рабочие, дети. — Вот это я понимаю!

— Кончили? — с милой наивностью спросила, появляясь внизу террасы, Люба. — Дайте мне пить…

Пластинки показались ей довольно интересны, но все же ничего такого уж особенного она в них не нашла…

Мустафа, утомленный всем этим шумом и гвалтом, глубоко и тяжело вздохнул…

— А ну, шампанчику! Господа, шампанчику… Холодненького!..

— Степан Кузьмич, вас Кузьма Лукич к телефону просят из Москвы… — доложила вдруг Стеша.

— А-а, иду, иду… Извините, гости дорогие…

Он прошел в свой кабинет и взялся за трубку.

— Это вы, папаша? Что это вы застряли там? Я думал, что вы уж дома…

— Маленько вчера вожжа под хвост попала, вот и застрял… — отвечал Кузьма Лукич. — А я, сынок, вот насчет чего: тут от Земского суюза большой заказ дают на табак, ну только я отказаться думаю: уж очень крадут… В такую кашу со стервецами ввалишься, что потом и не расхлебаешь…

— Ну ежели мы так разбирать все будем, то тогда и торговать нельзя. Это ихнее дело… — сказал Степан Кузьмич.

— Ихнее-то ихнее, да смотри, как бы и нам не ввалиться… — сказал старик. — Давненько я работаю, а таких живоглотов не видывал еще… Ставь двойные цены в счетах, а излишек чтобы весь им…

— А вы вот что, папаша… того… по телефону насчет этого надо бы полегче…

— Ну чего там? И так все знают… По-моему, надо бы послать их куды подальше…

— А по-моему, кто смел, тот и съел…

— Ну, твое дело… Смотри сам!

— Пущай едут, сговоримся…

— Ладно, скажу… Ну, прощай покедова…

— Будьте здоровы, папаша. Ожидаем…

И Степан Кузьмич весело вышел снова на террасу.

— Папаша велел всем кланяться… — сказал он. — Что это у вас бокалы-то опустели?.. Ну-ка, холодненького…

XVI

ГОЛОС ИЗ МОГИЛЫ