Распутин. Тайна его власти

Министры и высокопоставленные чиновники Царя, арестованные Временным правительством, допрашиваются. Как из мозаичных стеклышек, из их высказываний можно составить сценарий игры Распутина. Квинтэссенция информации на основе показаний начальника полиции Белецкого, министра внутренних дел Хвостова, «князя» Андронникова, журналиста и помощника министра Штюрмера, Манасевича-Мануйлова, и бывшего коменданта дворца сводится к следующему: (Из сообщения:) «Чтобы воспрепятствовать тому, чтобы царь не был дискредитирован поведением Р. и чтобы тем самым противодействовать антидинастическим течениям, за Р. установлено тайное наблюдение на улице и в квартире. К нему также приставлена женщина-агентесса, Н. И. Червинская. Агенты также тайно приводили его с компрометирующих оргий домой. Белецкий давал Р. ежемесячно по 1500 рублей за обещание больше не направлять к нему и к министру внутренних дел никаких просителей. Но тот обещания не сдержал. Просители приходили даже в квартиры чиновников и осаждали их жен. Выплачиваемую сумму увеличили — это проходило через Андронникова, но все равно его никогда нельзя было удержать под контролем.

Своих кандидатов (на посты министров и т. д.) он встречал в квартире Андронникова. Многие молодые мужчины напрасно льстили себя надеждой о его гомосексуальных наклонностях. Он получал за свои посреднические услуги деньги. Только на них и жил. После этого мужчин представляли Вырубовой и дворцовому коменданту Дедюлину, и наконец царице, которая рекомендовала соответствующего кандидата государю. Если затем тот был им принят, ему нужно было только произвести как можно более хорошее впечатление и сказать, чего он хочет.

Во время заседаний Думы пытались, по возможности, удалить Р. из столицы, чтобы создать спокойную атмосферу. (…) Для одной такой поездки по монастырям пригласили старого друга Р.; тот потребовал за это повышения в должности. Это выполнили, как и условие Р., снять с должности губернатора Тобольска (который посылал доносы в Петербург о поведении Р.). За обещание, отправиться в эту поездку, Р. взял большую сумму, но потом все-таки не поехал (…).

Штюрмер (по рекомендациям Р. получал посты министра внутренних дел, председателя совета министров и министра иностранных дел) регулярно встречался с Р. для тайных бесед в Петропавловской крепости. Это было возможно потому, что ее возглавлял отец одной из почитательниц Р. (…)

Симанович вкрался в доверие к Р., чтобы тоже зарабатывать на петициях. Сначала он приводил к нему преимущественно еврейских друзей, которые были осуждены за мошенничество или таких, кто желали нелегальных уступок. Затем привел двух евреек, которые нанялись проститутками и при случае просили у Р. за разных людей, а те им впоследствии хорошо платили. Симанович, официально зарегистрированный и платящий налоги как коммерсант, не занимался торговлей и обогащался только за счет посреднических услуг у Р., большую часть денег за которые он прикарманивал себе. На это содержал жену и троих детей и проматывал деньги в игорных домах (…).

Р. мог влиять на назначения на должности, но не на решение внутренних или внешнеполитических вопросов…».

А вот что свидетельствует министр внутренних дел Хвостов: «…Я находил у всех контактных лиц бесконечные петиции с типичными для Р. словами „Милый, дорогой…“, касающиеся самых грязных дел; а когда с ходатайством обратились 100 мошенников, купивших себе медицинские звания, и за счет этого добившиеся права на проживание в столице, один только Симанович заработал 100 000 рублей. Как раз когда я проводил обыски на квартирах подсудимых, но получил приказ о прекращении расследования — письмо Вырубовой от имени царицы — я вынужден был прекратить, и Штюрмер их отпустил…

Р. не был шпионом, но он находился в руках германского шпионажа. После бутылки портвейна он выбалтывал все, что от него хотели узнать. Я вспоминаю, как однажды он поехал в Царское Село, так как Рубинштейн дал ему поручение выяснить, не планируется ли на определенной территории наступление, так как он хотел купить себе участок леса в минской губернии…»

На вопрос, что его связывало с Р., отвечал: «Собственно говоря, ничего. У меня не было с ним ничего общего. Мне он казался просто очень глубокомыслящим человеком. Часто приходил ко мне на уху, иногда вместе с Червинской. Тогда он говорил о своем отношении к Богу и много всякого непонятного, и мы находили его весьма глубокомыслящим человеком…»

Министр внутренних дел Протопопов, на ком по должности была ответственность за эскалацию ситуации 1916–1917 гг., заявляет: «Пытались ли на меня оказывать влияние? Конечно. Но я не имел ничего общего с этими делами или сделками. Ходатайства при определении на должность? Конечно, горы петиций. Но Р. не оказывал на меня чрезмерного давления. Что это означает? Я категорически заявляю, что выполнял только то, что казалось мне возможным, а остальные требования игнорировал…»