Императорской чете мысль об умышленном манипулировании их волей скромным религиозным собеседником, каким они считали Распутина, разумеется, была чужда. В его речах они усматривали «волю божью» (и «голос народа») — а именно такого восприятия Распутин добивался в первую очередь от царицы, используя силу своего внушения. Так считают скептики и критики Распутина. Именно этот, с трудом представляемый себе феномен, и пытается обосновать исследователь Распутина Август Форель: «У того, кто подвергся такому воздействию, даже не возникает впечатления, что это воля гипнотизера, а не его собственная, диктует ему поведение или тенденцию в поведении, которые кажутся загипнотизированному очень подходящими или, по меньшей мере, необходимыми и неизбежными. Чувство, возникающее у тех, кто подвергся этому воздействию, особенно у женщин, сопровождается ощущением удовлетворенности, что нередко бывает при пассивном опыте сексуальной любви», — сказано в его трактате «Сексуальный вопрос»[17]
.Таким образом, царица и многие другие особы женского пола, принадлежащие к высшему обществу, выразили готовность к безоговорочному и рабскому подчинению Распутину, даже если оно и не подразумевало (либо это происходило неосознанно) физической близости. «В заключении к пониманию того факта, почему грубый мужик вроде Распутина мог подчинять себе дам из высшего общества, нужно добавить, — полагает В.М. Бехтерев[18]
, — что помимо обычного гипноза существует еще и „сексуальный“ гипноз, которым Распутин, по-видимому, в значительной степени владеет».Распутин обычно не усыплял своих «жертв»: «Это и не нужно, — снова уверяет Форель в своей работе „Гипнотизм и суггестивная психотерапия“, — потому что для внушения состояние сна или бодрствования не играет роли». «Потому что каждый обладает силой гипноза и внушения, — добавляет доктор Г. Штикер, — кто обладает силой или дерзостью внушать уважение, приказывать или подчинять себе кого-нибудь — прежде всего тот, кто неосознанно, но твердо верит в свое призвание убеждать других и одновременно имеет способность быстро понимать их слабоволие, покорность и пользоваться чужим жизненным опытом». Его вывод: «Вера в превосходство чужой воли помогает процессу гипноза, а успех зависит от рафинированности гипнотизера».
Не только психологи едины в том, что внешность, так называемая маска, имеет при этом немаловажное значение. На роль внешнего вида в самом широком смысле этого слова, как на неотъемлемую составную часть процесса внушения, указывают даже театроведы. Внешний облик является не только неотъемлемой составной частью воздействия на наблюдателя, но и частью идентификации самого носителя роли. Исследователь театра H. Н. Евреинов, анализируя это применительно к Распутину, проводит широкую аналогию, начиная с магов прошлых столетий и заканчивая артистами театра. Если верить Евреинову, маг Месмер не смог бы обойтись без своей традиционной фиолетовой накидки, в которой он, размахивая «волшебной» палочкой, производил магическое воздействие на зрителей, потому что один только его внешний облик уже завораживал. В XVIII веке впервые об этом открытии начал говорить Шарль Бато, который дал определение игры актера как «разновидности внушения».
Вне всякого сомнения, упомянутые наблюдения гипнотизеров в той же степени касались и Распутина, как и тот факт, что он пользовался актерскими атрибутами. Во всяком случае, это в нем хотели видеть те, кто считал его благочестивое поведение маской, а самого Распутина — артистичным шарлатаном.
К примеру. Белецкий позже написал: «К тому времени, когда Распутин уже не хотел быть монахом, каковым он имел намерение стать вначале, а превратился в странствующего проповедника и блаженного, что больше соответствовало его характеру, он, едва окунувшись в среду петербургского общества и найдя там свою нишу, представал перед ним в качестве „пророка“ и пламенного представителя одного из типажей, соответствующих духу народных традиций — то неграмотным мужиком, а потом великим оратором, то лицемером и тут же фанатиком, то святым, а затем грешником, то аскетом и волокитой. При этом его не беспокоили насмешки и критика жителей его родной деревни, каждый раз он был актером.
Распутин руководствовался не духовными соображениями, а в каждом случае действовал, исходя из личных интересов и по указаниям Вырубовой. Благодаря своему характеру, он умело прятал внутренние побудительные мотивы. Меняя выражение лица и голос, Распутин мог перевоплощаться в прямолинейного, чистосердечного, материально не заинтересованного человека, который шел навстречу тому, кто хотел сделать что-то доброе, тем самым вынуждая близких ему людей изменить мнение о нем и раскрыть все свои карты.