Январь стал особо трудным месяцем для царя в связи с Распутиным. Николай злился на то, что в прессе появляются все новые и новые статьи о Распутине, а министры не могут положить этому конец. Премьер-министр Коковцов вспоминал встречу с несчастным Макаровым в середине месяца. Макаров только что получил от царя указание немедленно предпринять все необходимые меры к тому, чтобы усмирить прессу. К документу была приложена копия еще более раздраженного письма на ту же тему, которое Николай отправил Столыпину 23 декабря 1910 года. Макаров не знал, что делать. Коковцов посоветовал ему на следующей встрече с царем сказать ему, что совершенно бессмысленно убеждать редакторов не публиковать подобные статьи. Столь же бессмысленно конфисковывать тиражи, поскольку это только накалит ситуацию, настроит общественное мнение против династии и породит конфликт с правительством. Коковцов уже говорил это царю. Если он и на этот раз откажется прислушаться, то Макарову стоит подать в отставку3
. Макаров не имел ни малейшего желания связываться с прессой из-за Распутина. Он попытался переложить ответственность на плечи Алексея Бельгарда, начальника Главного управления по делам печати. Бельгард ответил, что они со Столыпиным уже пытались переговорить с редакторами крупных газет в 1910 году, но безуспешно. И теперь он не собирался снова вступать в ту же самую реку, пусть даже и при поддержке министра.Как вспоминал Бельгард, после этого разговора Макаров решил действовать. В тот же день он отправил телеграмму генерал-губернатору Москвы и предложил предпринять все необходимые шаги к тому, чтобы предотвратить любое упоминание о Распутине в местной прессе4
. В следующем месяце московская охранка провела обыски в редакции «Голоса Москвы» только за то, что газета напечатала два портрета Распутина. В мае полковник Заварзин телеграфировал из Берлина начальнику департамента полиции в Петербурге о том, что, по сведениям его агентов, издательство Ладыжникова собирается опубликовать «сенсационный роман» о Распутине, который обещает быть чрезвычайно популярным. Полковник пообещал собрать больше информации5.Конечно же, главная проблема заключалась в том, что после Октябрьского манифеста 1905 года в России была провозглашена свобода слова, и царь более не мог по своему желанию закрывать газеты и диктовать им свою волю. Новоселов это знал, поэтому он решил не сдаваться. Он написал короткое вступление к своей брошюре и передал ее в газету «Голос Москвы» (газеты выходила при финансовой поддержке Александра Гучкова). 6 февраля статью опубликовали под названием «Голос православного мирянина». Поняв, что полиция теперь тщательнейшим образом отслеживает все, что связано с Распутиным, Новоселов написал свой материал не как статью, но как письмо к редактору. За этой частью газеты следили не так зорко, как за основными разделами. Письмо начиналось с вопроса «Quousque tandem abutere patientia nostra?» (Доколе же будешь злоупотреблять нашим терпением?) – знаменитого вопроса Цицерона из речи о Катилине, произнесенной в I веке до н. э. «Эти негодующие слова, – писал Новоселов, – невольно вырываются из груди православных русских людей по адресу хитрого заговорщика против святыни, Церкви и гнусного растлителя душ и телес человеческих, Григория Распутина, дерзко прикрывающегося этой самой святыней церковной». Новоселов возмущался «преступной трагикомедией» и бездействием Синода. Он спрашивал, почему Синод не предпринимает никаких действий против этого «наглого обманщика и растлителя»? Новоселов задавался вопросом, почему епископы не хотят даже пальцем шевельнуть, чтобы «извергнуть дерзкого растлителя и еретика из ограды церковной». А если Синоду недостаточно известна деятельность Григория Распутина, то автор письма предлагал открыть епископам глаза и представить данные, доказывающие справедливость его оценки «хитрого обольстителя». Выдержки из письма Новоселова в тот же день появились в газете «Вечернее время»6
. На следующий день министерство внутренних дел начало расследование в отношении обеих газет. Управление по делам прессы конфисковало отпечатанные газеты, а редакторов вызвали для допроса. В редакции «Голоса Москвы» был проведен тщательный обыск. Московский генерал-губернатор на неделю закрыл газету. Действия властей еще больше подогрел интерес публики к истории. Сохранившиеся экземпляры газет продавались на черном рынке за большие деньги. Письмо тайно перепечатывали и распространяли7.