Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Пораженный Саблер выкрикнул, что Гучков не знает фактов, но попытки защититься оказались бесплодными, и на его протесты никто не обратил внимания. На следующий день жители города прочли большую часть речи Гучкова в «Новом времени»²⁰.

После этой речи Гучков стал не просто политическим, но личным врагом царя и царицы – его слова были направлены прямо в их «альков», в самое приватное их пространство. Эта речь вместе с действиями Родзянко в предыдущие недели стала последней каплей, переполнившей чашу терпения Николая. Отношения царя с Думой испортились настолько, что исправить их стало невозможно. Николай более ни разу не принимал председателя Думы.

Позже Родзянко утверждал, что пытался отговорить Гучкова от столь радикального шага. Он сказал, что такое выступление будет равносильно очередному алмазному колье, намекая на скандал, связанный с королевой Марией-Антуанеттой в 1780-е годы, когда престижу французской монархии был нанесен столь сокрушительный удар, который вскоре привел к революции. Сам Гучков в 1917 году заявил Комиссии, что у него не было выбора. Силы, сгруппировавшиеся вокруг Распутина, могли разрушить страну, а правительство и министры, по его мнению, были слишком слепы, слишком ленивы или слишком трусливы, чтобы объявить им войну, поэтому он сделал то, что было необходимо. Когда ему передали, что царь хотел бы, чтобы его повесили, Гучков ответил, что его жизнь принадлежит императору, но совесть – только ему самому, и он продолжит бороться²¹.

Но с кем он собирался бороться и зачем? Коллега Гучкова, депутат-октябрист Никанор Савич, писал, что в действительности речь Гучкова была направлена не против Распутина, но против самого царя. Гучков чувствовал, что Николай не уважает его, и своим выступлением попытался изменить это положение. Хотя внешне речь была политической, по сути она была очень личной. Возможно, Гучков говорил Родзянко о своих планах, но явно не рассказывал о них своим коллегам-октябристам. Слушая его речь, они ушам своим не верили. Савич и другие прекрасно понимали, что дворец этого никогда не забудет и не простит. «С этого времени, – писал Савич в воспоминаниях, – не только Гучков, но и вся Дума обрели непримиримого врага в лице императрицы, и последняя надежда на улучшение отношений между царем и представительным правительством была потеряна»²²

. За уязвленное самолюбие Гучкова Россия заплатила огромную цену.

Мотивы Гучкова были совсем не теми, о которых он говорил. Его слова о Распутине и его влиянии были столь же нечестными и ошибочными. Распутин – злобный хлыст, Распутин – серый кардинал, стоящий за троном, управляющий работой правительства, определяющий судьбы министров, запускающий руку в государственную казну – все это было неправдой. Это были одни лишь сплетни, и Гучков это прекрасно знал. Но это его не остановило. Гучков заявил, что действия Распутина и Саблера идут на руку революционерам, вроде Евгения Гегечкори, которым чем распутнее, тем лучше. Но именно Гучков вложил оружие в руки врагов государства, причем не только левым, но и правым. Церковь была в опасности, государство было в опасности – так говорил Гучков. Но своим выступление он лишь усилил эту опасность.

Реакция на выступление Гучкова была очень резкой. 18 марта «Новая воскресная вечерняя газета» опубликовала карикатуру, на которой Гучков и Распутин пожимали друг другу руки. Карикатура сопровождалась небольшим сатирическим стишком, пародией на стихотворение Лермонтова «Спор»²³

. Гучков дал врагам режима опаснейшее оружие, и они его использовали. Один из ведущих социал-демократов замечал: «Гришка Распутин – лучший друг и соратник социал-демократов, потому что он делает для приближения второй революции гораздо больше, чем мы»²⁴. Шульгин замечал: «Государь оскорбляет страну тем, что пускает во дворец, куда доступ так труден и самым лучшим, уличенного развратника»²⁵

. Друг Распутина, Сазонов, стал единственным, кто выступил в его защиту. Он написал короткую статью «Правда о Григории Новых (Распутине)», которая была напечатана в одной из множества газет того времени. Сазонов опровергал все обвинения в адрес Распутина и обращал внимание на дезинформацию и грязные трюки, используемые прессой. Так, например, в газете «Огонек» была опубликована карикатура, изображающая Распутина в бане с Библией в руке и в окружении множества поклонниц²⁶. Но никто не захотел слушать Сазонова.

Скандал в Думе не ускользнул от внимания иностранных послов, и впервые Распутин стал интересен для всего мира. 29 марта австрийский посол отправил большой секретный доклад министру иностранных дел в Вену. В нем он описывал речь Гучкова и его обвинения в адрес таинственного Распутина: