Распутин. Вера, власть и закат Романовых

«Позволю себе сказать здесь, с этой трибуны Государственной думы, что все зло исходит от этих темных сил, […] возглавляемых Гришкой Распутиным. […] Я обращаюсь к Совету министров. Если у министров долг выше карьеры – а я думаю, что в данный момент долг выше карьеры, – если вы действительно объединенный кабинет, то идите к царю и скажите, что дальше так быть нельзя. Это не бойкот власти, господа, это долг ваш перед государем. […] Ступайте туда, в царскую Ставку, киньтесь в ноги государю и просите царя позволить раскрыть глаза на ужасную действительность, просите избавить Россию от Распутина и распутинцев – больших и малых. […] Верьте мне, господа, я знаю, что вы думаете так же, как и я, я это чувствую, что моими словами говорит вам здесь вся Россия без различия партий. […] Да не будет Гришка Распутин руководителем русской внутренней, общественной жизни!»¹

Зал взорвался аплодисментами и криками «Браво!». На галерее за заседанием Думы наблюдал князь Феликс Юсупов. Один из свидетелей утверждал, что во время речи он побледнел и задрожал, словно его охватили «неконтролируемые чувства»².

Неудивительно, что подобную речь произнес именно Пуришкевич. Он давно уже славился своей экстравагантностью. Потомок богатых помещиков из Бессарабии, он начал общественную жизнь в качестве члена специальной комиссии министерства внутренних дел при Вячеславе фон Плеве в первые годы века. Он продолжал служить в Думе, хотя главным образом для того, чтобы иметь возможность оскорблять этот институт и мешать его деятельности. Архиреакционер, Пуришкевич выступал против русского парламента в принципе. Он нападал на депутатов, даже на председателя. Излюбленная его тактика заключалась в том, чтобы корчить рожи своим противникам. Шульгин замечал, что Пуришкевич имел обыкновение «нервно дергаться», и от этого подергивания звенела «браслетка, которую он всегда носил на руке³

. Однажды он появился с гвоздикой в ширинке брюк. Его выходки были настолько дикими, что несколько раз его попросту изгоняли из Думы. Маклаков называл его «смутьяном». После начала войны он стал поставлять медикаменты в русскую армию на Румынском и Южном фронтах, работая преимущественно через Красный Крест⁴. В июне 1914 года репортер спросил у Распутина, что он думает о Пуришкевиче. «Пуришкевич искренен, – ответил Распутин, – работает он правдиво, только вот одно у него, что вредит, – язык его. Потому и сказано: “Язык мой – зло мое”»

⁵. Редактор его воспоминаний оказался менее благосклонным к Пуришкевичу, назвав его «клоуном, карьера которого одновременно и подозрительна, и комично-отвратительна»⁶

.

Пуришкевич был основателем Союза русского народа и еще одной крайне правой антисемитской организации, Союза Михаила Архангела. В июне 1914 года газета «Петербургский курьер» напечатала статью, в которой говорилось, что Пуришкевич как председатель союза решил сделать Распутина почетным членом, когда тот сказал, что собирается пожертвовать несколько тысяч рублей на его деятельность. Статья была провокационной, она вывела Пуришкевича из себя, и он назвал ее «клеветой». Распутин сказал репортеру, что Пуришкевич возненавидел его, когда он выступил в защиту евреев – например, когда добился для евреев разрешения участвовать в Нижегородской ярмарке. «Он не может простить мне того, что я помог многим бедным евреям в Сибири, – сказал Распутин, – и не пытается этого скрыть»⁷.

Распутин узнал о выступлении Пуришкевича в тот же день. Судя по тому, что он написал императору, речь его особо не встревожила: «Пуришкевич ругался дерзко, но не больно. Мой покой остался не нарушен. Бог укрепит вас. Ваша победа и ваш корабль. Никто не имеет власти на него сесть»⁸. Но Распутин не сказал всего, что думал, он явно пытался сохранить перед царем хорошую мину. Но в то же время он писал коменданту дворца Воейкову о том, что ему нужны союзники: