Распутин. Вера, власть и закат Романовых

«Я чувствовал, как эта сила охватывает меня и разливается теплотой по всему моему телу. Вместе с тем я весь был точно в оцепенении, тело мое онемело. Я попытался говорить, но язык мне не повиновался, и я медленно погружался в сон, как будто под влиянием сильного наркотического средства. Лишь одни глаза Распутина светились передо мною каким-то фосфорическим светом, увеличиваясь и сливаясь в один яркий круг. Этот круг то удалялся от меня, то приближался, и, когда он приближался, мне казалось, что я начинаю различать и видеть глаза Распутина, но в эту самую минуту они снова исчезали в светящемся кругу, который постепенно отодвигался. […] Только мысль моя еще была свободна, и я сознавал, что постепенно подчиняюсь власти этого загадочного и страшного человека. Но вскоре я почувствовал, что во мне, помимо моей воли, сама собой пробуждается моя собственная внутренняя сила, которая противодействует гипнозу. Она нарастала во мне, закрывая все мое существо невидимой броней. В сознании моем смутно всплывала мысль о том, что между мною и Распутиным происходит напряженная борьба и что в этой борьбе я могу оказать ему сопротивление, потому что моя душевная сила, сталкиваясь с силой Распутина, не дает ему возможности всецело овладеть мною»³⁴.

Феликс стал проводить много времени с Муней и Распутиным. Он писал Ирине, что они «прямо влюбились в меня». Муня называла Феликса «своим дружочком», а Распутин начал называть его «Маленьким», Юсупов очаровал мужика, которому нравилось унижать аристократов. Распутин стал приглашать Феликса к цыганам³⁵. Юсупов сказал, что хотел бы пригласить Распутина к себе и познакомить с женой. Договорились, что такая встреча произойдет вечером 16 декабря. Утром 26 декабря Юсупов позвонил Пуришкевичу и произнес условленную фразу: «Ваня приехал»³⁶

. Заговор вступил в действие.

63. «Мой час скоро пробьет»

В декабре 1916 года в России царило уныние. Отчаяние витало в необычно морозном воздухе. В городах не хватало продовольствия, зрело недовольство рабочих, но, если раньше полиция жестоко подавляла выступления рабочих, то теперь ситуация изменилась. Солдаты более не стреляли в бастующих, а присоединялись к ним, шли под плакатами с надписями «Долой войну» и пели «Марсельезу»¹. Мрачным днем последней зимы династии Романовых группа мальчишек бежала за автомобилем сестры царя Ксении по улицам Петрограда, забрасывая машину снежками с криками «Долой грязную буржуазию!»²

. Когда в конце 1916 года в Петроград приехал князь Андрей Лобанов-Ростовский, город напомнил ему «сумасшедший дом» с «отравленной» атмосферой «глубокого уныния и страха»³. Посол России в Стокгольме Неклюдов получил письмо от друга: «Мы более не живем, мы горим. Сахар и сенсационные новости – panes et circenses – вот крик, который слышится со всех сторон»⁴.

Из донесения петроградской охранки в департамент полиции с пометкой «Совершенно секретно» возникает пугающая картина России на пороге катастрофы. Хроническая нехватка продовольствия и всего необходимого в сочетании с инфляцией в 300 процентов делала опасные волнения низших классов неизбежными. По всему городу шли разговоры о том, что «Россия стоит на грани революции». Теперь эти слова более не считаются результатом действия германских агентов – это реальность. Страна стояла на пороге «голодных бунтов», после которых могут последовать «самые дикие события»⁵.