Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца

Такие как история Ноя, истинно великого Посвященного, которую Библия трактует неверно. Ной был ясновидящим, он мог распознавать Существ Света, как в человекообразной, так и в животной форме. Он свел их вместе в Ковчеге, зная, что все творение будет уничтожено, поскольку оно испорчено ненасытной жаждой богатства. Ной пожертвовал собой: как и мой отец, он удалился от мира, чтобы присматривать за своими протеже, дабы жизнь на земле могла начаться заново после потопа.

В глубине души я восхищаюсь Ноем. Я восхищаюсь Изидой, вдовой Осириса и матерью всех масонов. Меня иногда вызывают в бильярдную, чтобы рассказать о Гермесе Трисмегисте. «Гермес Трижды Величайший» – так называет его отец. Тихий голосок внутри меня цинично хмыкает: «Опять это число три!» Но я на самом деле благоговею при виде огромной книги, которую отец раскрывает передо мной.

В нижней части титульной страницы я вижу слова: «Дидье и компания, книготорговцы и издатели». Значит, мой отец написал эту чудесную книгу! Я должна прочесть ряд довольно туманных пассажей и погладить определенные страницы, совершая круговые движения по часовой стрелке (ну вот, опять!). Его низкий голос проникает прямо в мою голову, говоря, что в этой книге содержатся все ключи к истинной мудрости. К великой алхимии. К пониманию Вселенной. Знание, содержащееся на этих страницах, перейдет в мой разум. Я должна принять его; я должна раскрыть свой ум.

После этих уроков я ухожу расстроенная и встревоженная. Потом отец заставляет меня рассказывать наизусть тайные коды, которые помогут мне впоследствии узнавать масонов: если я услышу, как кто-то говорит «идет дождь», я должна ответить: «Я не умею ни читать, ни писать, знаю лишь буквы, дай мне первую букву, а я дам тебе вторую». Если кто-то пожмет мне руку особым образом, я должна сказать: «Мне семь лет». Эти уроки я нахожу волнующими: они означают, что когда-нибудь я отсюда выберусь и встречусь с другими людьми. В основном, конечно, с Посвященными, но и они лучше, чем ничего.

Мне задано читать «За гранью добра и зла» Ницше. Ницше – важный философ, и отец убежден, что он «поможет мне превзойти себя». Мне понравилась книга «Так говорил Заратустра», которую я читала в девять лет. Мне ошеломили слова «Бог умер» и очаровали разговоры с животными. Я не всегда схватывала смысл предложений, но наслаждалась тем, как они звучали, например: «Я люблю человечество». Ницше часто пишет «я люблю».

Это слово, которое никогда не используется в нашем доме, просачивается в мое сознание, как теплый мед. Даже слово «сверхчеловек» имеет не тот жесткий, резкий звук, слетая с уст Заратустры, как тогда, когда его произносит мой отец.

Я рада, что мне предстоит прочесть еще одну книгу Ницше. Я говорю себе, что эту наверняка пойму лучше. Но не тут-то было. Отец думает, что я прекрасно поняла смысл прочитанного. Он рассказывает мне историю Натана Леопольда и Ричарда Лёба, двух молодых американцев, завороженных концепцией сверхчеловека, который настолько хорошо владеет своими эмоциями, что способен совершить идеальное преступление.

Леопольд и Лёб хотели доказать собственное превосходство, убив четырнадцатилетнего мальчика. Но это преступление было далеким от совершенства, поскольку один из них был слаб. Вскоре их арестовали, и весь мир, затаив дыхание, следил за судом над ними. Отец с восхищением говорит о Леопольде, «истинном ученике Ницше», рассматривавшем убийство как акт, полный смысла, который позволит ему стать сверхчеловеком. Напротив, к Лёбу – «последователю», а следовательно, «чудовищу» – он не питает ничего, кроме презрения. Доказательством этого является то, что Леопольд менялся и развивался в те годы, которые провел в заключении, и теперь живет свободным и продолжает стремиться к свету, в то время как Лёб был убит в тюрьме.

Отец заставляет меня рассказывать наизусть тайные коды, которые помогут мне впоследствии узнавать масонов.

На самом деле мне непонятна его мысль. Отец предостерегает меня против попытки доказать превосходство путем совершения идеального преступления? Или на самом деле полагает, что мне следовало бы его совершить? Эти вопросы мучают меня. Когда я, вздрогнув, просыпаюсь после повторения сна о том, что тела родителей лежат под столом в классной комнате, мне оказывается еще труднее стряхнуть с себя ужас. Пару мгновений я пребываю в кошмарной убежденности, что убила их сама… В рамках своего посвящения… В рамках становления сверхчеловеком.

Отец предостерегает меня против попытки доказать превосходство путем совершения идеального преступления? Или на самом деле полагает, что мне следовало бы его совершить?

Матильда