Рассказчица

Запах там царил ужасный, компания тоже была сомнительной. Перед побегом мне удалось захватить несколько вещей: мои дневники, большую сумку, в которой был один комплект одежды и несколько украшений, и новый кожаный чемодан. Все это я всегда носила с собой, не доверяя другим женщинам в ночлежке, грубым, подозрительно и завистливо поглядывающим на мои туфельки и блузку, – для обмана Волкова я должна была одеваться стильно, со вкусом. Подушкой мне служило велюровое пальто.

На Криспин-стрит протекала крыша, в стенах были щели, отчего меня сильно продувало. По ночам для тепла я стала брать в постель сопящего и сопливого бульдога, бегающего по дому. Хозяйка дома и ее муж были добрыми людьми и, вероятно, почувствовали, что я прошла такое, что не знакомо большинству мои ровесниц. Как-то вечером, вскоре после моего заселения, за дешевым ужином, состоящим из картошки и холодного мяса, я рассказала Эшам о желании купить билет на пароход до Нью-Йорка. Не зная о моем прошлом, которое – я не сомневалась – явно не привлечет друзей в такой ситуации, они просто решили, что я сошла с ума. Но когда я поделилась своей историей и показала брошь, мистер Эш пообещал на следующий день отвести меня в ломбард на Петтикоут-лейн, а сразу после – в офис «Уайт Стар Лайн» неподалеку от Трафальгарской площади.

Той ночью девушки на соседних кроватях недовольно переговаривались о моих всхлипываниях – это были слезы облегчения, благодарности и, впервые с исчезновения отца, надежды. Но я все равно спала с брошкой, пристегнутой к изнанке платья.

Мистер Эш сдержал обещание. С гордостью сообщаю, что не зарыдала, отдавая брошь жирнолицему ростовщику, прикусившему жемчуг. Я вернулась на Криспин-стрит с билетом до Нью-Йоркской гавани.

Той ночью я поняла, почему мистер Эш был ко мне так добр и почему глаза его жены так блеснули, когда я показала брошь. Эши думали, что за помощь получат процент от продажи украшения: мне выдали 125 фунтов, что намного меньше настоящей стоимости броши. Во второй раз убедившись, что люди редко делают что-то по доброте душевной, я вложила в руку миссис Эш десять фунтов. «Храни тебя Бог, доченька» – так она мне сказала. Билет стоил 17 фунтов. Остальное я вшила в одежду иголкой, которую мне дала миссис Эш.