Рассказчица

Как бы я ни обожала Соню, я рада, что она убедила Эвана заселиться в общежитие в этом году, несмотря на то что кровати там едва ли больше почтовой марки. Но нам с Эваном вполне уютно на узкой одноместной кровати. Вся крошечная прямоугольная комната, увешанная плакатами, в нашем распоряжении. Стюарта, его соседа – который украсил свою часть комнаты пустыми мисками лапши быстрого приготовления, грязной одеждой и пластиковым шлемом, который, скорее всего, используется для ролевок, – нет дома.

Мы переплетаем ноги и читаем дневники, а потом устраиваем долгие перерывы, и я понимаю, что физическая химия и опыт поцелуев совершенно никак не связаны.

Продолжаются парижские дневники. Две недели Анна гуляет вдоль берегов Сены с сальным Ганьоном, отношения с которым заметно омрачились. Несмотря на сложные чувства Анастасии в связи с возможной встречей с бабушкой, тот факт, что гран-мама наняла кого-то выяснить, настоящая ли это княжна, влечет девушку в Лондон.

Я спрашиваю: «Когда вы меня увезете?» Он отвечает: «Скоро. Ленин, к сожалению, набирает обороты, время еще не пришло». Как мы узнаем, что оно пришло? И что это значит? На эти вопросы он не отвечает.

Одно она знает наверняка – вечно оставаться в квартире на Рю-дю-Бак, которую, как она поняла, оплачивает посол, нельзя. Мы с Эваном поискали о нем информацию. Действительно, Чарльз Хардинг, первый барон Хардинг Пенхёрстский, был британским послом во Франции с 1920 по 1922 год.

Ганьон говорит, что аудиенции с вдовой-императрицей Анастасия может добиться нескоро, – Мария Федоровна отказывается верить, что семью поставили у стенки и расстреляли, как и отказывается встречаться с самозванцами, повылезавшими в связи с такими новостями. Анна требует получить свои дневники. Ганьон обещает, что она их получит.

Мы переходим к следующему дневнику, купленному в квартале Опера. Наконец, где-то после десятой страницы, Анна узнает, что на следующий день отправится в Лондон поездом. Мы боимся, что очередное путешествие только больше ее взволнует.

5.3.1920

Много лет назад Шура подарила мне на седьмые именины деревянную куклу. Она была раскрашена яркими красками: на щеках розовые круги, вишневая косынка, фартук в цветочек. От нее пахло бальзамом.

Но кукла была особенной не из-за красоты. Это была кукла с секретом. Если приглядеться, можно заметить расщелину на поясе куклы. Если ее покрутить – кукла раскроется на две части. Внутри сидит кукла поменьше, раскрашенная так же, как первая: ярко-красная косынка, розовые щечки, фартук в цветочек. У этой куклы тоже была трещина, если покрутить ее, появится новая куколка. И так далее, и так далее, пока не доберешься до последней, у которой нет трещины.

Шура объяснила, что это матрешка. Я держала ее в кровати до того момента, когда мама, незадолго до Рождества, сказала, что мы должны отправить игрушки детям, которым в жизни повезло меньше нашего.

Я сейчас это вспомнила, потому что нашла еще одну куклу внутри матрешки.

Я была уверена, что посла Хардинга в Париж отправила бабушка. Я ошибалась. Это была не гран-мама, а сэр Сирил Ашбурн. Я никогда раньше его не встречала; но он радушно принял меня в своем доме.

Эван роняет дневник себе на грудь. Мы наконец-то познакомимся с Ашбурном, благодетелем Анны и человеком, который, возможно, ее предал.

– Читай дальше! – я пинаю его ногу своей.

Ему почти удается нас отвлечь, но я отказываюсь целоваться, пока мы не узнаем, что Ашбурну нужно от Анастасии.