Рассказчица

Из дряблой шеи посла вышел некий звук, будто он подавился слюной. Покачиваясь на стопах, он сказал Ганьону:

– Будем оставаться на связи.

Последний вышел вслед за ним.

Выходя, Ганьон закрыл за собой тяжелые двери библиотеки, но я подбежала к ним и прижалась ухом к дереву. Едва удавалось разбирать, что они говорили. Судя по шепоту, оба были на взводе.

– Столько стараний, и все – ради дикой дочери некомпетентной дуры и чокнутого преступника.

Голос Хардинга. Ганьон ответил с сильным французским акцентом:

– Если бы ваш король не отказал этой дуре и преступнику в убежище, нам не приходилось бы сейчас с этим возиться, не так ли? Романовы были бы живы-здоровы, ели бы гороховую кашу в Шропшире.

– Уважаемый, в Шропшире не едят гороховой каши.

Я услышала смех и почувствовала запах сигар. Он перемешался с моим гневом. Свиньи, оба. Но они могут быть полезными, да и мне спать в свинарнике не впервой.

Твоя А.

– Кофе. – Эван потягивается. – Мне нужен кофе.

Уже почти закат, кладбище окрасилось в персиковые тона.

– Еда, – говорю я. – Мне нужна еда.

Мне так не терпелось рассказать Эвану о письмах, что я совсем забыла поесть.

Он проверяет часы. Его волосы застыли в странном положении, за последние два часа он теребил их рукой довольно часто.

– Если хочешь есть – у меня через пятнадцать минут свидание в кафе.

Чувствую смятение и – надеюсь, незаметно – ревность:

– У тебя свидание?

– Встреча. – Он доволен моей реакцией. – По вторникам мы играем в покер. я, Стюарт, Амит, Рассел. А потом мы идем в «Линдис» за панкейками.

– Потом… Ты что, пропустил покер из-за меня?

Вот я дура. Когда позвонила Эвану рассказать про письма, даже не спросила, были ли у него другие планы.

– Ничего страшного. Это намного лучше.

Чувствую, как краснеют щеки.

– Знаешь, мне вот что интересно: как ты так хорошо играешь в покер? Для этого же нужно врать.

– Не верь рассказам Сони, – говорит он, закидывая сумку на плечо и поднимая меня со скамейки. – я ни разу не выиграл…

– Так вот, Эван висит, верхняя половина с одной стороны забора… – (Смеюсь так сильно, что начинают болеть бока.) – …нижняя – с другой, он зацепился ремнем за сцепку на заборе и выглядит так, будто сейчас блеванет. А коп ему говорит: «Сынок, у нас тут два варианта: простой и сложный».

Амит и Рассел сгибаются от смеха за столом, заставленным декором ресторана и порциями панкейков с шоколадной крошкой. Смех Рассела похож на уханье совы.

За длинным узким столом у задней стены «Линдис» друг Эвана, Стюарт, рассказывает о прошлогодней хэллоуинской игре «люди против зомби», занявшей весь кампус и в конце концов остановленной полицией. Стюарт, тоже ролевик, учится с Эваном на втором курсе, хотя выглядит не старше четырнадцати. У него высокий гнусавый голос, что играет ему на руку, когда он в лицах пересказывает какую-то историю.

Амит – третьекурсник, основная специальность которого – информатика, факультативная – философия, а Рассел – второкурсник, который раздобыл документы моей прабабушки из исторического общества. Непонятно, знает ли он, что это было для меня, но вида не подает. Первые пятнадцать минут ужина он рассуждает, что если время – это четвертое измерение, тогда технически можно отправиться в прошлое, в 1918 год, и не позволить владельцу «Ред Сокс» Джеку Фрази отдать Бэйба Рута нью-йоркским «янкис».

Иначе не скажешь: друзья Эвана – Ботаны с большой буквы «Б». И они этого не стыдятся. Они будто этим гордятся. Погружаются в это с головой, плавают в этом на спине, в шапочках и с прищепками для носа. Но «ботанство» проявляется в них по-разному. У каждого свои причуды, и видно, что они поддерживают увлечения друг друга. И они милые. У Рассела есть девушка в Бостоне, а у Амита – новая «знакомая женского пола», с которой они познакомились на чем-то, что называется «сабреддит»[18], но что-то мне подсказывает, что эта группа не часто контактирует с девушками. Кажется, им нравится, что в компании наконец оказалась девушка, тем более это дало им возможность подшучивать над Эваном.