Читаем Рассказы полностью

Бессознательно он сделал то, что на его месте сделало бы любое животное: бросился на землю и тесно прижался к ней, стараясь стать невидимым. Дуло его ружья было направлено в сторону таинственного темного ущелья. Быть может, к нему подкрадывалась опасность точно так же медленно, волчьим шагом? И он еще глубже вдавился в снег.

Минуты шли за минутами. Он по-прежнему ничего не слышал. Потом вдруг раздался тревожный щебет птицы. Он прозвучал как предостерегающий сигнал. Возможно, конечно, что птицу вспугнула какая-нибудь рыскающая за добычей лисица и заставила ее вылететь из убежища, либо ее напугал олень или лось. Но ведь нежные и тревожные звуки песни могли возвещать и другое, – а Ваби не сомневался, что так и было, – они могли возвещать и присутствие человека.

Между тем Ваби овладел собой, поднялся на ноги и вступил под кедры, по-прежнему держась течения замерзшего потока. Продвигаясь с тысячью предосторожностей, он беспрепятственно пробрался в их тени и, притаившись за стволом дерева, стал всматриваться в открытое пространство, которое расстилалось перед ним. Снег падал теперь не так густо, и его глаз различал предметы, находившиеся на довольно далеком расстоянии.

Волнение его дошло до предела. Чмоканье рыжей белки, раздавшееся неожиданно над самым его ухом, заставило его вздрогнуть. Потом ему показалось, что он слышит немного поодаль, в темноте, какой-то шорох, как будто кто-то зацепился нечаянно ружьем за ветку дерева.

Вдруг ему померещилось, что из темноты выплывают две едва различимые тени. Он протер рукавицей глаза, мокрые от снега, который таял у него на лице, и стал пристально, со страшным напряжением всматриваться вдаль.

Теперь уже не было никакого сомнения. Две тени, заставившие только что вспорхнуть птицу, молча приближались.

Их силуэты скоро стали вырисовываться более четко. Он уже видел, что это были двое мужчин. Они подвигались с крайней осторожностью, метр за метром, почти что крадучись по земле, как он сам за минуту перед тем, и, казалось, также готовились к встрече с врагом. Ваби приложил ружье к плечу. Он был невидим, и положение складывалось в его пользу. Он держал обе тени на прицеле. Жизнь или смерть зависела от нажима его пальца на курок ружья.

Его обезумевшее воображение рисовало Рода и Мукоки, сраженных в схватке и убитых двумя вунгами (потому что он не сомневался уже в тождественности с ними этих двух теней), которые возвращались теперь обратно по следам, чтобы убить и его. Да, да это так… И его палец начинал незаметно нажимать курок.

Он готов был уже выстрелить, когда две тени, находившиеся от него теперь не больше чем в двадцати ярдах остановились и, приблизившись одна к другой, стали, по-видимому, совещаться. Ваби опустил свое ружье и напряг слух, стараясь уловить, что они говорили.

Тени разговаривали приглушенными голосами. Но тишина была так велика, что их бормотанье долетело до него. На момент один из собеседников слегка повысил голос, и он услышал:

– All right!

Ну конечно же не Вунга стал бы так выражаться. И интонация была слишком чиста.

Тогда, в свою очередь, он позвал едва слышно:

– Род, это вы? Эй, Муки… Род… Муки!

Через секунду трое друзей были уже вместе, молча сжимая друг другу руки, так что кости трещали. Смертельная бледность Рода, сверхъестественное напряжение в бронзовых чертах Ваби и Мукоки свидетельствовали достаточно о той тревоге друг за друга, которую они только что пережили.

– Это вы стрелять? – прошептал Мукоки.

– Нет, я не стрелял, – ответил Ваби, и глаза его расширились от удивления. – А вы?

– Нет.

Одно слово сорвалось с уст старого индейца. Но оно заключало в себе целый сонм вопросов и новых тревог. Пять ружейных выстрелов. Кто же в таком случае стрелял?

Род и Мукоки предполагали, что это Ваби, как он сам думал, что это они, и они вернулись обратно, чтобы оказать ему помощь, если бы он в ней нуждался.

– Я думать, – сказал Мукоки, – враги засесть здесь.

И он показал пальцем на кедровый лес. Ваби ограничился тем, что отрицательно покачал головой.

Не зная, что предположить, они продолжали все трое стоять на том же месте. Одинокий вой волка донесся до них на расстоянии около полумили.

– Зверь, должно быть, напал на человеческий след, – сказал Ваби. – Не думаю, чтобы это был мой, судя по направлению звука.

Ни один звук не нарушал больше спокойствия надвигающейся ночи. Мукоки двинулся в путь, и оба мальчика последовали за ним.

Они прошли так около четверти мили. Долина все больше и больше суживалась, и русло замерзшего потока терялось среди огромных массивов скал, которые, теснясь и налезая друг на друга, образовывали дикие нагромождения крутых утесов. Несколько дальше оно совершенно исчезало между этими циклопическими скалами, и поток уходил под землю. Не было никакой возможности пройти дальше.

Покинув долину, путники стали карабкаться вверх среди наносных каменных глыб. Скоро они добрались до гребня, где под навесом большой скалы, которая служила прекрасной защитой от снега и от ветра, дувшего с противоположной стороны, еще тлели остатки костра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Новая Атлантида
Новая Атлантида

Утопия – это жанр художественной литературы, описывающий модель идеального общества. Впервые само слова «утопия» употребил английский мыслитель XV века Томас Мор. Книга, которую Вы держите в руках, содержит три величайших в истории литературы утопии.«Новая Атлантида» – утопическое произведение ученого и философа, основоположника эмпиризма Ф. Бэкона«Государства и Империи Луны» – легендарная утопия родоначальника научной фантастики, философа и ученого Савиньена Сирано де Бержерака.«История севарамбов» – первая открыто антирелигиозная утопия французского мыслителя Дени Вераса. Текст книги был настолько правдоподобен, что редактор газеты «Journal des Sçavans» в рецензии 1678 года так и не смог понять, истинное это описание или успешная мистификация.Три увлекательных путешествия в идеальный мир, три ответа на вопрос о том, как создать идеальное общество!В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Дени Верас , Сирано Де Бержерак , Фрэнсис Бэкон

Зарубежная классическая проза