Рассказы

Папа хотел что-то сказать, но, вспомнив, что отстранился, молча рухнул на диван лицом вниз и затрясся от хохота. А у мамы глаза сделались совершенно круглые, а лицо побледнело как бумага. Она дрожащими руками взяла мальчика за толстые, красные щеки, заглянула в его синие простодушные глаза неутомимого работяги и с ужасом прошептала:

– Васенька! Мальчинька мой! Дружок! Как же это тебя угораздило? Солнышко мое!..

– Я бы это солнышко с наслаждением отшлепал! – простонал папа в подушку.

– Это непедагогично… – неуверенно пролепетала мама.

Одним словом, хотя автору и очень хотелось написать в первомайский номер солнечный, лирический рассказ, где бы большой, красивый отец, посадив на спину своего малютку, шел на Красную площадь смотреть первомайский парад, но, к сожалению, не получилось.

1947

Дорогой, милый дедушка

– А что сейчас будет?

– А ты прочти.

– Я не могу.

– Скандал! Такая большая девочка и до сих пор не научилась читать. Ты же знаешь буквы?

– Знаю.

– Ну, так что там написано на экране? Какая первая буква?

– Три.

– «Три» не буква, а цифра. А это буквы. Понятно тебе?

– Понятно.

– Теперь говори, какая это буква?

– Забыла.

– Вот тебе и раз! Это же буква не простая, а буква твоей мамы.

– Ж?

– Это когда твоя мама была такая же маленькая, как ты. А теперь у нее другая буква. Ну?

– Е? Евгения?

– Верно. А потом какая буква?

– В.

– Молодец. Дальше?

– Г.

– Умница. Потом?

– Опять три. Нет, нет! Опять Е.

– Верно. Дальше.

– Дальше Н, потом И, потом еще раз И, но только со скобочкой наверху. Да, деда?

– Абсолютно верно. А все вместе? Только не сразу, а сначала подумай хорошенько. И не ерзай, а сиди смирно. Ну, складывай буквы.

– Не могу!

– Пой.

– Петь?

– Ну да. Пой красиво и музыкально.

– Ев-ге-ний.

– Молодец! Дальше.

– Дальше буква О. Москва. Да, деда?

– Москва здесь ни при чем. Ты не гадай и не хитри, а читай по буквам.

– О. Н. Е. Г. И. Н.

– А вместе?

– Евгений Онегин.

– Гениальный ребенок!

– Деда, а что наверху написано маленькими буквами, я не могу разобрать.

– Написано «Чайковский».

– Корней Иванович?

– Слава богу, нет.

– А какой?

– Петр Ильич.

– А он что?

– Он, вообрази себе, композитор.

– Это сейчас его показывают на экране?

– Его.

– Какой красивый, с бородой! А это кто сейчас появился? Его дочка?

– Не думаю.

– А кто?

– Истолковательница.

– А почему у нее такие сердитые мездри?

– Не мездри, а ноздри. Сколько раз я тебе говорил. Пора знать. И сиди спокойно, не вертись. Не мешай слушать.

– Что слушать? Как она истолковывает? А когда начнется самый этот Евгений Онегин?

– Уже начинается.

– А это что показывают?

– Оркестр.

– А почему там так много пустых стульев? У музыкантов грипп? Как скучно! Может быть, перекинемся на вторую программу? Вдруг там «Спокойной ночи, малыши»? А то здесь все равно ничего не видно, а только немножко слышно.

– Молчи. Сейчас все увидим. Вот уже видно.

– Это на даче? А чего они делают?

– Варят варенье.

– Какое?

– Вишневое.

– С косточками?

– Без.

– А косточки?

– Вынули шпильками.

– И выбросили?

– Да.

– В оркестр?

– Молчи. Не мешай.

– А еще что они делают?

– Поют.

– Про львов?

– При чем здесь львы! Поют совсем про другое.

– Нет, про львов. «Слыхали львы, слыхали львы». Деда!

– Что?

– А львы слыхали?

– Не имею понятия.

– А если слыхали, что тогда? Они сюда не придут?

– Кто?

– Львы.

– Не придут. Здесь не цирк.

– А что?

– Опера.

– Львы в оперу не приходят?

– Редко. В самом крайнем случае.

– А что это за две другие женщины пришли?

– Две сестры.

– Как их зовут?

– Толстенькую Оля, а черненькую Таня.

– А третья сестра где?

– Нету. Только две.

– А мама ходила на троих.

– То совсем другое.

– Цирк?

– Нет, драма.

– Кто эти, которые варенье варили?

– Мама и няня.

– Такие молоденькие?

– Каких бог послал. И молчи. Хоть на минутку закрой рот.

– А Ольга богатая?

– Почему ты решила?

– Красиво одета. С оборочками. А Татьяна, наверное, бедная, да, деда?

– Не скажи! Тоже довольно зажиточная.

– Как интересно. Одна беленькая, другая черненькая, одна резвушка, а другая грустненькая. Деда, я видела, как резвушка пробовала пальцем варенье, а та, другая, Татьяна, все время понарошку книжку учила, наверно, арифметику. Смотри, деда, уже пришли народные песни и пляски, давай лучше перекинемся на вторую.

– Подожди, сейчас будет интересно.

– Придет какой-нибудь мужчина?

– Не исключено.

– Пришел! Пришел! Смотри, деда: идет в пелерине. Деда, это кто? Хайкин?

– Здравствуйте! Откуда взяла?

– Объявляли, что будет Хайкин.

– Так дирижировать же, а не по гостям ходить.

– А этого, который пришел, как звать?

– Ленский.

– А я думала, Пушкин. Точно так же одет, как Пушкин.

– Нет, не Пушкин.

– А почему же у него тогда пелеринка?

– Потому что потому, оканчивается на у. И не мешай мне слушать.

– А он хороший?

– Отличный.

– А он кто?

– Поэт.

– Он муж этой резвушки Ольги?

– Пока еще жених.

– А это лучше или хуже?

– Смотря кому.

– Деда, смотри! Еще какой-то с Ленским пришел. Хайкин?

– При чем тут Хайкин? Хайкин – дирижер.

– А этот?

– Помещик.

– Я не понимаю, про чего ты говоришь?

– И не надо тебе понимать.

– А он кто – Пушкин?

– Почему Пушкин?

– В пелеринке. И голова кудрявенькая.

– Нет, не Пушкин.

– А как его зовут?

– Евгений Онегин.

– А вот и нет! Это Арбенин.