Рассказы

Когда он не запрещал ей называть его папой. Тогда ему казалось, что она немного похожа на свою мать. Он все еще видел след этого сходства, когда Каприс причесывала волосы или засыпала, дыша приоткрытым ртом, точно как ее мать. При мысли о тех временах у него перехватило горло.

— Нет, Каприс. Мне от тебя не грустно.

Через несколько часов, когда Каприс давно уснула, Тревин задремал и увидел сон, в котором его заворачивали в горячую простыню в турецкой бане. Отбросив простыню, он увидел вокруг себя толпу кредиторов, требовавших возврата долгов, — и никто из них не был человеком.

Тревин встал до рассвета, чтобы накормить животных. Едва ли не главное в содержании зоопарка — это выяснить, какое животное что ест. То, что родители были, скажем, лошадьми О-формы, вовсе не значит, что подойдет сено. Каприс вела для него подробное досье: вес животного, сколько корма оно съедает в день, какие витаминные добавки оказывают наилучшее действие. Такова проза жизни хозяина зверинца.

Он вывалил ведро кукурузы в кормушку свиногорба. Тот хрюкнул и выбрался из своей конуры, не похожий ни на свинью, ни на какое другое известное Тревину животное. Глаза-блюдца с благодарностью взглянули на хозяина, прежде чем зверь зарылся мордой в кормушку.

Он шел вдоль рядов. Мучные черви в одну клетку, крупа в другую. Кости от мясника. Собачий корм. Тухлая рыба. Гнилые овощи. Ячмень. Тигрозель попробовала кусок вырезки, который он бросил в клетку, облизнула мясо мягким язычком, так похожим на кошачий, и, деликатно откусив кусочек, довольно заворковала.

В конце ряда, обращенном к реке, две клетки оказались выбиты с подставок и смяты в лепешку. Черная кровь и куски мяса налипли на погнутые прутья, а животные, содержавшиеся в клетках — слепые создания с кожистыми крыльями, — пропали. Тревин вздохнул и обошел клетки, присматриваясь к земле. На влажном участке почвы отпечаталась перепончатая лапа — фут в поперечнике и четыре глубоких следа когтей. Пара не столь четких отпечатков нашлась ближе к реке. Тревин пощупал пальцем след, яму в полдюйма глубиной. Земля была влажной, но твердой. Понадобилось солидное усилие, чтобы вдавить в нее на полдюйма палец. Он подивился весу зверя и мысленно отметил, что на следующую ночь надо убрать клетки с мелкими животными в фургоны. Тревин опять вздохнул.

К восьми часам поле для софтбола было полно народа. Игроки разминались за ограждением. Как из-под земли вырастали палатки для игроков и киоски. Тревин улыбнулся и включил музыку. Над фургонами поднялся баннер: «ЭКЗОТИЧЕСКИЙ ЗВЕРИНЕЦ ДОКТОРА ТРЕВИНА! ЧУДЕСА ПРИРОДЫ! ПОУЧИТЕЛЬНО! УВЛЕКАТЕЛЬНО!» К полудню набралось пятнадцать платных посетителей.

Оставив Харди стеречь кассу, Тревин нагрузил коробку рекламой, повесил на ремень пистолет-степлер и зашагал по стадиону, раздавая листовки. Жарко было как в парной, и на всем поле только игроки не прятались под навесами или зонтами. Несколько человек угощали его пивом — раз он выпил, — но листовки, сморщившиеся от сырости, тотчас исчезали под скамьями и холодильниками.

— В первый день турнира у нас особые скидки, — говорил он. — Два бакса за одного, или три за вас и вашего друга. — Рубаха у него прилипла к спине. — И после заката, когда станет прохладней, еще будет открыто. Такое зрелище, люди, пропустить никак нельзя.

Особа лет двадцати с покрасневшими на жаре щеками и связанными в хвост светлыми волосами огрызнулась:

— Я еще платить буду за напоминание, чтоб его! — Она смяла листок и уронила на землю.

Один из ее приятелей, сидевший на земле, зажав пиво между коленей, вмешался:

— Оставь его в покое, Дорис. Человек пытается заработать на жизнь.

Тревин сказал:

— О нас писали в «Ньюсуик». Может, вы читали?

— Может, попозже и заглянем, дружище, — откликнулся игрок с площадки.

Дорис щелкнула крышкой пивной банки.

— Может, если к вечеру снег пойдет.

— Может, и пойдет, — в тон ей ответил Тревин и направился в сторону городка по ту сторону ноля.

Солнце кололо кожу на голове огненными иголками. Через сто ярдов он уже горько жалел, что не надел шляпу, но возвращаться за ней было поздно.

Он прикрепил плакат к первому лопавшемуся телефонному столбу.

— Вот так! Немножко рекламы, и мы будем грести монету лопатами.

Он говорил сам с собой. Мостовая мерцала в белом знойном мареве, а он переходил от столба к столбу, мимо хозяйственного магазина, мимо винного, мимо баптистской церкви — надпись на шатре — «СТРАДАЮТ ДЕТИ», мимо бассейна и магазина автотоваров. Он заходил в каждую лавку и просил хозяина повесить его афишу. За главной улицей в несколько рядов стояли многоквартирные дома. Тревин прошел по одной улочке и вернулся обратно по следующей, пришпиливая афиши и с одобрением поглядывая на оконные решетки.

— Осторожность никогда не повредит, — приговаривал он.