Читаем Рассказы полностью

Она вышла и стала слушать. Потом их взгляды встретились, и у обоих по лицу пробежала улыбка. Наверно, в мелодии старинного вальса было что-то, о чем знали только они двое.

Если подумать, то придется признать, что гармонь - лукавый инструмент. Ах ты, кудрявая, скольких молодых ты соединила на качелях, на толоках, на деревенских гуляниях, околдовав тело и душу! И только потом уже наступал черед церкви и органа, который считается королем среди этих инструментов. Правда, наверно, неуместно тебя хвалить, потому что инструмент ты не интеллигентный и, слушая тебя, трудно заснуть. Ты аляповатая и громкая, в тебе много оптимизма, но ты и коварная, а жизненная философия у тебя здоровая, позитивная. И так славно и призывно разливаешься над тесной бухтой, над березами и можжевельниками, будто и ты выросла из этой скудной земли, которую человеку должно любить.

Эй, Освальд, не откажи, сыграй еще что-нибудь задиристое, тяни гармонь, чтоб распрямилась. Играй про березы, пахнущие субботним вечером, играй про молодость и любовь и вообще... про все...

- Мать, - кричит боцман в комнату, - сходим и мы на качели, поглядим на молодых!

И мы пошли.

1964

СТАРЫЕ ХОДИКИ

Ничего нет в том удивительного, что Анне-Мари вышла замуж именно за Ильмара. Ильмар пригожий высокий парень, у него светлые кудрявые волосы. И много хороших качеств: он работяга и гармонист, не пьяница, не бабник. Правда, нос у него немного набок в левую сторону, но ведь мужской пол в любви и браке никогда красотой не мерят. Кроме того, Ильмар самый богатый в деревне парень, передовой механизатор, тракторист и комбайнер.

Они женаты уже три года и счастливы. И ребенок у них есть. Дом новый, из белого кирпича, с мансардой, вода в кухне, на дворе баня. Перед домом растут штокрозы с махровыми соцветиями и просто настоящие розы. В прошлом году Ильмар купил машину.

Счастливая чета, что тут говорить. Иногда, правда, если уж очень горячие дни бывают, их сосед, тяхвенскнй Андре, предостерегает:

- Слушай, Ильмар, тебе небось даже бок согреть молодухе времени нет. Ты гляди, в старину говорили: молодка да картошка в поле - в одном схожи: что та, что другая хочет, чтоб ее обихаживали... Сам знаешь, ежели картошку, не прополоть да не окучить, так ничего и не вырастет, за ней ходить надо.

Шутки шутками, но только на этой почве между молодыми размолвок никогда не бывало. Анне-Мари не искала на стороне "обихаживателей", когда случалось, что муж и ночами не слезал с трактора. Одним словом, все было нормально, как положено.

Ничего не было удивительного и в том, что Анне-Мари усадила меня в чисто прибранной комнате, а сама, вежливо извинившись, пошла в кухню варить кофе. Стучала, гремела там, потом вернулась в комнату, постелила на модный журнальный столик дорожку, включила телевизор и завела беседу, как того требует хороший тон.

- Красиво у тебя в доме, - сказал я для начала. - Больше всего восхищаюсь твоими полами, до того гладкие, что...

- Да, с ними пришлось повозиться, - охотно объяснила Анне-Мари, - надо было обшить фанерой, прошпаклевать, загрунтовать и покрасить. Потом Ильмар достал польский лак, и мы еще раз покрыли. До чего же ядовитые у него пары, ужас как на грудь подействовало...

- Зато красиво получилось, - ответил я и скосил глаза на телевизор, где шел научно-популярный фильм о растительности в тундре.

Тут Анне-Мари встала, подошла опять же к модному низенькому буфету, достала из него две чашки от импортного сервиза, сахарницу, сливочник и серебряные ложечки.

- Выпить хочешь?

- А ты сама?

- Нет, я не пью. Если только в обществе другой раз пригублю.

- Выходит, я тебе не общество?

- Вечером, когда Ильмар придет, втроем сядем, тогда, - ответила Анне-Мари. - А тебе я все-таки рюмочку налью.

Из серванта появилась рюмка дымчатого стекла и бутылка "Будафока".

Я выпил за ее здоровье, отхлебнул кофе, - нужно сказать: и то, и другое было отменно. Анне-Мари налила мне вторую рюмку.

О чем ты будешь говорить, если видишь, что другой человек как сыр в масле катается. Вот когда что-нибудь не так или душа не на месте, тогда разговоров много. Ругаешь, доказываешь, стараешься найти выход. А о чем тут говорить, да еще с женщиной? Даже про глупость начальства, о чем неизменно говорят за кофе, нет смысла говорить.

В телевизоре показывали, какие умные животные дельфины.

- Что же теперь дальше у вас будет: дом есть, машина есть, ребенок есть... Кстати, а где твой наследник? Вот я ему конфет принес. Или у тебя уже их несколько?

- В детском садике, а где же ему быть. Нет, для нескольких у меня времени нет, да и не запланировано у нас... Столько работы и всяких забот, что... Детский сад - хорошее дело. Гляди, вот у меня сегодня свободный день, а забот уже меньше, я в огороде много сделала. Ах, что дальше... Дальше заживем припеваючи, а что еще... Нужно наверху комнаты отделать, обставить их, холодильник купить, найдется еще о чем думать и куда деньги тратить...

- Ну, это вам не так уж трудно. Ильмар ведь хорошо зарабатывает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное