Рассказы

— Ну, теперь чтоб было тихо. Если кто упадет в яму с соленой водой, чтоб не кричал. Если и пуля продырявит, и тогда молчи. Держись друг за друга. Ну, да не мне, старику, вам это говорить, вы ведь солдаты.

Нас проглотил туман, захлестнул ветер. По колено в мерзлой грязи пробирались мы по Сивашу. Но чем дальше, тем тверже становился грунт, только местами то тут, то там блестела вода. Вдруг старик Обидный удержал меня за руку. Мы остановились. В двух шагах от нас тянулись длинные ряды проволоки, прикрепленной к колышкам.

— Ну, вот и пришли, — сказал старик над моим ухом, Я расставил людей и подозвал Парамонова.

— Выбери, Саша, четверых ребят и живо мотайся назад, к рыбацкому дому на берегу.

Просили мы вернуться и старика Обидного, но он и слышать не хотел. Саша исчез в тумане. Я повернулся лицом к ветру и глубоко вздохнул, может быть, даже улыбнулся, представив себе, что сказал бы Василий Васильевич, если б услышал мои слова о ветре, сказанные товарищу Фрунзе.

От необычайно сильного порыва ветра туман рассеялся, и я увидел шеренгу товарищей, пригнувшихся в ожидании моего приказания. Я передал по цепи:

— Начинать!

Проволока тихо зазвенела и стала падать к нашим ногам. И вдруг зазвенели колокольчики-погремушки. Нас выдали старые консервные банки, подвешенные к проволоке. Полуостров ожил, застрочили пулеметы. Мы легли на мокрое дно Сиваша. Я прислушался: сквозь свист пуль и ветра слышался непрерывный звон падающей проволоки. И ни один выкрик боли не присоединился к вою ветра и пуль.

Саша уже далеко, Саша, наверное, уже доложил.

За нашими спинами послышались быстрые нетерпеливые шаги приближающейся колонны.

Величка и ясновидящий

Мой отец часто рассказывал мне о своем лучшем друге детства Величке, с которым долгие годы состоял в дружеской переписке. Письма Велички всегда приводили отца в хорошее настроение. Когда он читал их, вокруг его глаза, как лучи, собирались добрые морщины, и лицо озарялось довольной улыбкой.

Мой отец кончал гимназию в северной Венгрии. Знаменитые Шарошпатакские, Левайские и Кешмаркские гимназии манили венгерских степных ребят на гористый север. Здесь учились отец и Величка, здесь укрепилась их дружба, которую не могли разрушить ни годы, ни расстояние.

Что за человек был этот лучший друг отца, я представлял себе смутно, знал только, что в гимназии он был первым учеником, а в студенческом кабаке не отставал от других.

— Если бы он был из знатной семьи, — часто говорил отец, — то стал бы, может быть, даже и министром.

Но Величка не очень высоко поднялся по жизненной лестнице. Жил он в запрятанном среди гор маленьком фабричном городке в Татрах. Оттуда приходили его жизнерадостные письма. За истеките сорок пять лет отец виделся с Величкой только один раз на юбилее школьных друзей. От этой встречи сохранилась фотография, на которой отец и Величка сидят рядышком.

* * *

В июне 1915 года после ранения, перед тем как отправиться в полк, я приехал на побывку домой. Выскочив из тарантаса, я взбежал на крыльцо и за спиной спешившего мне навстречу отца увидел незнакомца с пышной бородой. Незнакомец приветствовал меня так радостно и тепло, как будто знал с пеленок. Не знаю почему, но я сразу угадал, кто это, и непринужденно обратился к бородачу:

— Вы — дядя Величка, не правда ли?

— Совершенно верно, сынок, — сказал Величка, обнимая меня. Его роскошная, холеная, местами серебрившаяся борода волнами рассыпалась по груди. Веселые, живые, юношеские глаза ласково смотрели на меня. Лицо у него было розовое, нежное, как у девушки. По-венгерски он говорил с забавным словацким акцентом. Я сразу почувствовал обаяние этого человека.

Величку загнала к нам война. Когда русские войска атаковали Карпаты, в суматохе эвакуации он вспомнил о своем старом друге и приехал к нам в степь отдохнуть от потрясений. Это был первый человек, который в беседе со мной откровенно ругал войну и «того негодяя, который заварил всю эту кашу». Дядю Величку любили все в доме. Хоть он и гостил у нас, но никогда не сидел без дела. Целый день он был в хлопотах, помогал отцу, ходил в село, и всюду провожали его дружеские улыбки.

* * *

Приближался день моего отъезда. Еще два дня, и я снова сяду в поезд, и через неделю опять полк, опять фронт. Дядя Величка тоже собирался домой. Русские войска давно отошли далеко за Карпаты. Под Горлицей тысячи пушек прогремели победу, и война откатывалась от венгерских границ все дальше и дальше, к Волыни и Польше.