Двое мужчин поглядывали в полутьме избы через стол на молодую женщину с опухшими от слез глазами и осунувшимся от голода и горя лицом. Молодая женщина угадывала эти взгляды, она отчетливо представляла себе лица двух чужаков-солдат, хотя ни разу не посмотрела на них. В гумне на насесте он и она, петух и курица, а здесь два петуха на одну, - женщина невольно усмехнулась, правда, усмешка эта потухла прежде, чем успела тронуть ее губы. "Господи, не вводи в грех! - пронеслось у нее в мозгу, и сердце сжалось от жгучей боли. - Слезы надо лить, рыдать, ослепнуть от слез, стенать в неутешной скорби и печали". - "Нет, нет, нет, - кричал в ней другой голос, - зачем мне ждать смерти, когда я, живая, сижу вот и ем. Зачем мне заживо хоронить себя, раз на этой вымершей земле мне, пусть только мне одной, суждена жизнь. Не убивай себя - это грех", - взывал этот голос. Ах, есть ли такой источник, чтоб испить и забыться!
Глаза Хэди снова наполнились слезами. Вот те источники, из которых пьешь ты соленую, горькую влагу. Но забвения это не приносит.
Хэди положила на стол недоеденную половинку репы и подняла глаза.
- Надо жить, пока живется, - серьезно сказала она. - На троих в этом доме еды не хватит. Одному из вас придется уйти. Мне отсюда уходить незачем, я пришла сюда невесткой, а теперь я - безмужняя хозяйка. Тому, кто решит уйти, я дам харчей на три дня, палку в дорогу пусть найдет себе сам, может повесить и шпагу на бедро.
Хэди немного помолчала.
- Растолкуй ему, как умеешь, - велела она Матсу.
Швед выслушал путаную речь Матса и, по-видимому, кое-что в ней все-таки разобрав, наконец кивнул.
- Один может остаться... Я - хозяйка... и я хочу, чтоб это был Бенгт, по-нашему - Пент... Конечно, вы можете отправляться оба... Давай переводи, только точь-в-точь!
Когда все было переведено, Бенгт даже забыл кивнуть. Впервые он посмотрел женщине в глаза прямо, и она выдержала его взгляд.
- Почему ты меня не хочешь? - спросил Матс.
- Потому что Пент мне больше по душе. Он красивый, и он смирный и терпеливый, - ответила Хэди. - Да и идти ему некуда, а у тебя на большой земле, может, близкие живы, родной дом в целости.
- На каком это языке вы объясняться будете? - спросил Матс, и в его голосе прозвучала откровенная насмешка. - К тому же он вон какой дюжий, и ест он куда больше меня, вы оба к весне с голоду подохнете.
- Не твоя это забота. Я от себя оторву, ему дам. - Ответ был твердый и ясный. - Только неизвестно еще, как Пент, останется ли... - Это было сказано тихо-тихо.
...На следующее утро Матс вышел из ворот с перекинутым через плечо чистым холщовым мешком, в котором лежали три сероватых от золы лепешки, несколько печеных реп и завернутая в тряпочку щепотка соли.
Он направился, как ему указала Хэди, к лесной деревне, до нее было верст пять. Дома в ней уцелели, может, и какая живая душа встретится. А не хватит у него сил или не захочет он добираться до большой земли, так, глядишь, в этой деревне и приют найдет. Поди знай, может, девушка какая жива осталась... А не то шагай себе дальше, покуда к морю не выйдешь.
Но Матс не дошел до деревни. В лесу его стала бить жестокая лихорадка, все тело покрылось крупными каплями пота. Матс сел на сырой мох, прислонился спиной к стволу молодой березки. И без того ослабшее тело тряслось и дергалось, он впал в беспамятство и там же умер, даже не сняв с плеча данный ему Хэди новый белый мешок с едой, которую он так и не попробовал.
По этому мешку Хэди с Пентом следующим летом на сенокосе и узнали его останки, растерзанные волками.
"Он был-таки отмечен, - подумала Хэди и скрестила руки на своем округлившемся животе. - Это он отвел от нас черную смерть". Наверное, так оно и должно быть: Одни, умирая, спасают других, хотя сами, поди, и не подозревают об этом.
Пент похоронил кости соратника на том же самом месте, в скудной островной земле, прочел над могилой короткую солдатскую молитву, а на стволе березки вырезал косарем крест.
Стоял погожий, теплый июльский день, когда Матс был предан земле, весь лес кипел жизнью, полнился птичьим гомоном и звонкими трелями.
ДЕВУШКИ ДЕРЕВНИ ВЫЛЛА
Помните, девушки Мяла,
вспомните, девушки Тусти,
тех девушек Вылла,
что с песней в море входили
по самую шею, по самые очи,
в синюю воду, где плавают рыбы.
Из старинной мухуской народной песни,
дальше певец запамятовал