Рассказы

Альварес чувствовал, как при одном только взгляде на планету у него начинают течь слюнки. Ему надоело безвылазно болтаться на орбите. Он был болен "орбитальной лихорадкой". Они все были ей больны. Альварес всеми фибрами души стремился вниз, к естественной гравитации и естественным болезням.

Весь последний месяц экипаж станции был охвачен ощущением, что вот-вот произойдет перелом. Перелом назрел давно, но никак не наступал.

Мимо прошла пухленькая машинистка по имени Лола, и мужчины проводили ее долгими взглядами. Олаф Маркс склонился к Альваресу и доверительно взял его за локоть.

— Знаешь, Уолт, — заметил он вполголоса, — это мне напомнило… Ты слышал, что стряслось на вчерашнем большом банкете?

— Нет, — сказал Альварес, раздраженно высвобождая руку. — Я там не был. Терпеть не могу банкетов. Ну?

— Если я правильно понял, жена коменданта сидела прямо напротив Джорджи…

Альварес вдруг заинтересовался:

— Джорджи? Ты имеешь в виду горгона? И что он сделал?

— К этому-то я и веду! Понимаешь, он вроде наблюдал за ней весь вечер. Ну, слопали первую перемену, вторую, третью… И вот, когда дошло до десерта — на десерт был лимонный торт со взбитыми сливками, — старина Джорджи…

Зазвучал сигнал, призывающий новую смену на рабочие места. Альварес нервно дернулся и бросил взгляд на часы-перстень. Все заторопились по местам, и Олаф тоже.

— Ты просто помрешь со смеху, когда узнаешь, — бросил он на ходу и заржал. — Хотел бы я быть там и видеть это своими глазами! Пока, Уолт.

Альварес посмотрел ему вслед и мрачно зашагал в противоположном направлении. В коридоре уровня B кто-то окликнул его:

— Эй, Уолт! Слышал про вчерашний банкет?

Альварес отрицательно помотал головой. Позвавший его мужчина — это был булочник по имени Педро — ухмыльнулся, взмахнул рукой и скрылся за поворотом коридора. Доктор Альварес сердито толкнул дверь ксенологической лаборатории.

Пока его не было, кто-то повесил на стену непонятный чертеж. Лист бумаги длиной от пола до потолка был сплошь изрисован маленькими прямоугольниками, соединенными между собой перекрещивающимися линиями.

Сначала Альварес подумал, что это новая схема дежурств по станции, и задрожал. Но при ближайшем рассмотрении он решил, что чертеж уж слишком велик, а, вдобавок, схема была неоконченной. Одни квадратики были небрежно стерты, другие нарисованы на их месте. В некоторых местах квадратики теснились особенно плотно, но встречались и практически пустые участки схемы. Чертеж в целом показался Альваресу невообразимо запутанным.

Элвис Уомрас, взобравшись на складную лестницу, яростно тер резинкой правый верхний угол схемы. Похоже, он разделял мнение доктора Альвареса.

— N-панга, — раздраженно сказал он. — Правильно?

— Да, — пропищал кто-то невидимый.

Альварес осмотрелся, но по-прежнему никого не увидел.

— Однако он при этом R-панга для своих кузенов, — продолжал писклявый голос, — и для всех их N-панга и тех, кто больше, кроме тех случаев…

Альварес наклонился и заглянул под стол. Владелец писклявого голоса был там. Розовато-белый шар со множеством отростков, торчащих во всех направлениях, как у плавучей мины. Горгон, которого люди на станции называли "Джорджи".

— А, это ты, — сказал Альварес, доставая слуховую трубку и измеритель влажности. — Что это за чушь вы тут…

Он принялся за обычную утреннюю процедуру тестирования горгона.

Единственный светлый момент за весь день! Лазарет подождет.

— Хорошо, — прервал его Уомрас, протирая резинкой дыру в бумаге, -

R-панга для кузенов… минутку…

Он обернулся. Лицо его выражало мрачную решимость.

— Подожди немного, Альварес, мы сейчас закончим. N-панга и тех, кто больше, кроме случаев…

Он нарисовал штук шесть прямоугольников, подписал их и принялся соединять линиями.

— Ну, теперь-то правильно? — спросил он у Джорджи.

— Да. Только теперь получаются неправильные панга для кузенов по материнской линии. Нарисуй так: от N-панга кузенов по отцу к O-панга кузенов по матери, или тех, кто больше… Да, а теперь от R-панга дядюшек отца к кузенам панга дядюшек матери…

Уомрас уронил карандаш. Он уставился на только что обновленный участок схемы, где путаница линий явно превысила критический порог. Уже нельзя было разобраться, какой квадратик с каким соединен.

— Господи боже, — безнадежно произнес Уомрас.

Он слез с лестницы, поднял карандаш и вручил его Альваресу.

— Теперь твоя очередь ехать крышей, — сказал он, подошел к столу, нажал кнопку интеркома и произнес: — Шеф, я ухожу. С меня хватит.

— Ты начертил вразумительную схему? — раздался из динамика требовательный голос.

— Нет, но…

— Твое дежурство продлено. Выпей еще таблетку, и продолжай. Альварес пришел?

— Да, — угрюмо ответил Уомрас.

— Тогда зайдите ко мне оба. Джорджи оставьте, где он есть.

— Здрасьте, доктор Альварес! — радостно пропищал горгон. — Ты мне панга, или нет?

— Только не влазь в это прямо сейчас! — взмолился Уомрас, и потащил Альвареса за рукав.

Они обнаружили начальника ксенологической лаборатории Эдварда Х. Доминика, засевшего за столом, как медведь в берлоге. Сигара у него в руке была наполовину изжевана.