Рассказы

Нам как-то не хотелось верить, что спокойный и благоразумный Рой напугал отца таким вздором. Мой старший брат Герман пошел обратно спать, никак не отозвавшись о случившемся. "У тебя был дурной сон", — сказала мама отцу. Это вывело его из себя. "А я говорю тебе, что он назвал меня Биллом и сказал, что мой час пробил!" Мы пошли к комнате Роя, открыли дверь и на цыпочках подошли к кровати. Рой спал сном праведника: сразу было ясно, что никакой безумной горячки у него нет.

Мама пристально посмотрела на отца.

— А я говорю, что это он сделал! — прошептал отец.

От нашего присутствия в комнате Рой, наконец, вроде бы проснулся и (как мы узнали гораздо позднее) был удивлен и потрясен.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего, — ответила мама, — просто папе приснился кошмар.

— У меня не было никакого кошмара, — сказал отец медленно и твердо.

Стоял он в старомодной ночной рубахе с разрезом на боку, странно висевшей на его высокой худощавой фигуре. Ситуация, прежде чем мы махнули на нее рукой и разошлись по спальням, скорее не разъяснилась, а, как это часто бывало у нас в семье, обострилась. Рой потребовал объяснить ему в чем дело, и мама невнятно пересказала то, что сказал ей отец. Тут глаза Роя засветились.

— Папа всё перепутал: было как раз наоборот! — сказал он. — Это я услышал, как папа встал с постели, и тогда спросил его, в чем дело. "Я всё устрою, — якобы ответил папа. — Билл внизу".

— Кто такой Билл? — спросила мама у отца.

— Не знаю я никакого Билла и ничего подобного не говорил! — раздраженно возразил он.

Никто из нас (кроме Роя, конечно) ему не поверил.

— Тебе приснилось, — сказала мама, — иногда бывают такие сны.

— Ничего мне не приснилось, — сказал отец.

Он уже был на взводе и стоял перед зеркалом на комоде, расчесывая свои волосы парой щеток: кажется, причесывание его всегда успокаивало. Мама рассерженно заметила, что стыд и срам взрослому человеку вскакивать среди ночи и будить больного ребенка только потому, что он (взрослый мужчина и отец) дрыхнул и увидел дурной сон. А надо сказать, что у отца действительно бывали иногда кошмарные сны, и снилось ему обычно, что гонятся за ним Лилиан Рассел с Президентом Кливлендом. Мы повздорили еще с полчаса, после чего мама постелила папе в своей комнате. "Все в порядке, мальчики", — сказала она твердо и закрыла дверь. Я еще долго слышал папино ворчание, прерываемое время от времени односложными сомнениями мамы.

Месяцев через шесть нечто подобное случилось уже между моим отцом и мной. Тогда он спал в соседней со мной комнате. Полдня после обеда я тщетно пытался вспомнить название города Перт-Амбой. Вроде бы, ничего сложного, но я перебрал в памяти все другие города, и даже слова и фразы вроде терракота, Валла-Валла, коносамент, вадемекум, хоки-поки, преамбула и Шуман-Хайнк, но Перт-Амбой оставался неуловим. Ближе всего к нему была, пожалуй, терракота, но и та — не слишком уж близко.

Даже в кровати, я всё еще мучился этой головоломкой и, лежа в темноте, позволил разгуляться нелепейшим фантазиям, будто такого города вовсе нет, как нет и самого штата Нью-Джерси. Я всё повторял и повторял слово "Джерси", пока оно не стало казаться совсем идиотским. Если вам когда-то случалось лежать ночью без сна и повторять одно и тоже слово тысячи, миллионы и сотни тысяч миллионов раз, вы поймете мое состояние. Я стал думать, что в мире нет ничего, кроме меня, и множество других столь же диких мыслей лезло в голову.

Постепенно от этой несусветности мной овладела тревога. Я стал подозревать, что можно свихнуться и от такого пустейшего дерганья ума, как бесплодный поиск терра-фирмы Пиггли-Виггли Горгонзола у Триумфальной Жанны д'Арк Святого Моисея в Пенатах. Мне вдруг неудержимо захотелось хоть с кем-то перемолвиться словом. Я чувствовал, что дурацкое и опасное смешение мыслей и фантазий зашло уже слишком далеко, и если я тотчас не найду названия этого городка и не засну, то и впрямь могу свихнуться. Поэтому я встал с кровати, пошел в комнату, где спал отец и потряс его. "Уг-мм?", — промычал он. Я потряс сильней, и папа, наконец, проснулся с отблеском сна и настороженностью в глазах.

— В чем дело? — хрипло спросил он.

Взгляд у меня, видно, и вправду был дикий, а волосы, всегда непослушные, ночью торчали, как у монстра.

— Что там? — спросил отец, приподнимаясь и готовясь соскочить с другой стороны кровати.

У него, наверно, мелькнула мысль, что все его сыновья рехнулись или вот-вот рехнутся. Теперь я вижу, как всё было похоже на ту ночь, когда Рой сказал, что папа Билл, и час его пробил. Но тогда я вовсе об этом не помнил.

— Слушай, — сказал я, — назови мне несколько городов в штате Нью-Джерси. Быстро!

Время было около трех ночи. Папа встал так, чтобы кровать оставалась между ним и мной, и стал натягивать штаны.

— Можешь не одеваться, — сказал я. — Просто назови несколько городов в штате Нью-Джерси.

Быстро одеваясь — я заметил, что он надел башмаки без носков прямо на босу ногу — отец стал перечислять дрожащим голосом разные города в Нью-Джерси. Как сейчас вижу, как он тянется за пальто, не сводя с меня глаз.