В первые дни смены желающий народ разбредался по кружкам, организованным в лагерях во множестве. Мы с моей подружкой Венерой (ладно хихикать, в нашей музыкалке тоже Король учится) начали методично их обходить, пытаясь прийти к консенсусу: я хотела на шахматы, а она – нет, обе мы в не летнее время танцевали, но подруга что-то мялась, хотела петь, а я стеснялась, считая свой голос писклявым. В танцевальный нас благополучно приняли – требовалось всего лишь сесть на шпагат, но позже посещать кружок не стали: Венера ленилась, а я предпочитала классический балет, а не «дрыгалки», как папа выражался. А вот на хоре задержались. Наши вокальные и слуховые данные были признаны сносными, и мы обе попали во вторые голоса. Не помню ни имени, ни возраста, ни внешности хормейстера – такова участь большинства учителей, если он не мужчина, но светлый след в моей душе и любовь к хоровому пению с её помощью проросли. Именно тогда в моём детском мироощущении появилось щемящее чувство единения в коллективе и его могущества. Эй, дочки, вам подобное чувство знакомо? Ну, хоть разок мимо пробегало? Ну, когда сердечко трепыхается от сознания величия силы искусства? Это наш сборный разновозрастной хор громко, эмоционально выводит детскими бодрыми голосами: «Крейсер Аврора», «Оранжевое небо», «Мы желаем счастья вам», «Бабушка рядышком с дедушкой». Выступали всего-то пару раз за смену, но это не важно, репетиции вдохновляли даже больше. Хитом сезона безальтернативно становился конкурс инсценированной песни – типовой ежесменный конкурс всех пионерских лагерей. Двенадцать отрядов танцевали, пели и изображали: «Арлекино», «Зарядку» Высоцкого, «Увезу тебе я в тундру», «Мои года – мое богатство», «Лесного оленя» и неунывающего студента из университета. Победу признали за сочинённой и исполненной шестым отрядом песней «О мамонте». Да-да, та самая песня, которую мы вместе горланим на огороде при прополке и сборе смородины!
Старый дряхлый мамонт по свету гулял,
Наступил на камень и ногу сломал.
Рассердился мамонт на судьбу такую,
Наступил на камень – поломал другую.
О, этот камень, камень на дороге,
Если попадётся – берегите ноги!
Шкура мамонта – что может быть легче? Одеяло, бивни из бумаги, нарисованные глаза, веник вместо хвоста и четыре мальчика внутри, весело пританцовывающих в четырёх валенках – весь лагерь визжит от восторга, особенно, когда бедняга спотыкается о булыжник и, рухнув, остаётся лежать на сцене невнятной массой со свернутым бивнем и почти отлетевшим приклеенным глазом.
Пеликанчик Фома по свету гулял,
Наступил на камень и ногу сломал.
Рассердился Фома на судьбу такую,
Наступил на камень – поломал другую.
О, этот камень, камень на дороге,
Если попадётся – берегите ноги!
Пеликанчик, мало похожий на ту птицу, которую предполагалось изобразить, но с внушительным клювом то ли из папье-маше, то ли из картона, взвив ноги в кедах и синих хлопчатобумажных штанах, валится рядом с мамонтом.
Старый археолог раскопал дорогу,
Раскопал он мамонта, раскопал он Фому.
Закричал от радости, замахал руками.
Жалко старикашку – наступил на камень.
О, этот камень, камень на дороге,
Если попадётся – берегите ноги!
Археолога изображает самый красивый мальчик лагеря Серёжа, о котором вздыхает вся девичья часть смены до тринадцати лет включительно, но в данный момент дамский любимчик сутулится, поправляет сползающие на нос очки, ковыляет в резиновых сапогах сорокового размера, машет лопатой. «Старикашка» «копает» вокруг камня, а камень – настоящий (кто его только выволок на сцену?), размахивает руками и ногами в полнейшем восторге, валится прямо на пеликанчика с мамонтом.
Это фурор. Естественно, первое место, три килограмма ирисок плюс популярность до конца смены – пожалуй, и дольше! Эх, девчонки, слава –замечательно, пусть она просто рядом прошла, голову кружит, оптимизмом заряжает. «Чего ты сестре завидуешь, не нужна тебе нотная тетрадь, и портфель не нужен, я тебе мороженное куплю. И тебе, хорошо, Чупа-чупс в придачу…» – кажется, семье слава не нужна, даже если она зиждется всего лишь на первоклассном портфеле и поступлении в музыкальную школу.