За несколько дней, прошедших с тех пор, как милорд победил безумную богиню в бою лицом к лицу и получил в награду свой Замок, доставка пиццы стала нерегулярной. Солдаты начали выражать беспокойство. В конце концов, они сражались за своё право на пиццу. Запас некачественной замороженной пиццы в Замке позволял протянуть недолго.
Существовала тёмная смертная сущность, которую милорд называл кономи. Она был крайне вредной, потому что после битвы остались одни руины и заваленные улицы. Битвы делают кономи, которые когда-то были хорошими, очень плохими. Теперь плохая кономи мешала доставлять пиццу.
Это вызывало серьёзное беспокойство.
Солдаты постоянно говорили о кономи испуганным шёпотом.
— Милорд, — вежливо сказал я. — Войска снова беспокоятся о кономи.
Милорд открыл один глаз и слегка выдохнул воздух губами. Он сидел на подушке на полу и ничего не делал, поэтому я и выбрал этот момент, чтобы поговорить с ним. Его волосы были всклокочены. Под глазами у него были круги. На одной руке у него был гипс, а лодыжка была забинтована так сильно, что одна казалось больше другой.
— Тук, — сказал он усталым голосом. — Я медитирую.
Он вообще ничего не делал, когда я с ним разговаривал, так что, должно быть, он имел в виду какое-то другое время.
— И когда тогда? — спросил я.
Он резко наклонил голову вперёд и вздохнул. Затем он поднял на меня глаза и устало улыбнулся.
— Пойдём, поставим пару пицц в духовку?
— Это значительно ослабит напряжение, — сказал я ему своим самым серьёзным тоном. Хорошо быть очень серьёзным, когда речь заходит о делах, чтобы он знал, что не в моих правилах беспокоить его по пустякам.
— Дай мне секунду, — сказал милорд. Я ждал практически целую вечность, пока он поднимался со своего места и медленно вставал на ноги.
Милорд выглядел неважно. Смерть пришла за его миледи во время битвы. По ночам он отгораживался от мира в своих покоях, и, хотя позволял себе спать сутками, никогда не казался отдохнувшим. Милорд двигался так, словно на его плечи давила тяжесть океана.
— Ладно, — сказал он суровым голосом мгновение спустя. — На кухню.
Позади него раздался шорох. Секунду спустя большой серый котяра по кличке Мистер пронёсся мимо его лодыжек, очевидно, пытаясь свалить его с ног. Милорд отразил нападение рефлекторно, благодаря долгой практике, и зашагал дальше. Он медленно шёл по коридорам Замка и спускался к кухням в первом подвале.
Кухня мне не нравилась. Всё здесь было сделано из Погибели и казалось совершенно ненужным. Неужели они не могли сделать всё из пластика? Милорд уверял меня, что Погибель помогает уберечь смертных от болезней, но я не понимал, как это возможно. Один из смертных беженцев, проживавших в гостевых покоях Замка, оставил маленькую тканевую мышку с кошачьей мятой для Мистера, который стал талисманом всех, кто останавливался в замке. Его ласкали, как и когда хотели, и он всегда выглядел довольным. Старый кот радостно набросился на мышь и принялся методично гонять её по полу большой кухни.
Милорд затянул пояс своего халата, слегка дрожа от холода Замка, включил духовку и прошёл в морозильную камеру, чтобы выйти оттуда с парой замороженных пицц. Он щёлкнул выключателем на потрёпанном, древнем на вид ящике, и из него полилась очень причудливо звучащая человеческая музыка, вся потрескивающая, словно она звучала по ту сторону большого огня.
Не мне судить, почему милорду нравится музыка с треском. Он волшебник. А они все странные.
Милорд подождал, пока духовка разогреется, потом засунул обе пиццы, покрутил маленький пластмассовый циферблат на пластмассовой коробке, и тот начал тикать.
Потом он опустил лицо на руки, сгорбил плечи и замолчал.
Я хотел предложить ему утешение. Думаю, это было правильно. Но я только недавно узнал о смерти. Это была не та тема, которую мне можно было обсуждать с кем-то из моих друзей среди Маленького Народца. Смерть была не той темой, о которой они могли думать, что затрудняло разговоры о ней. Смерть не была частью мира Маленького Народца.
Только моего.
Милорд потерял свою миледи. И мне было известно, что это его печалило. Но я не понимал всех причин этого. Я не знал, как утешить друга, который страдает, как он. Мне самому никогда не было так больно. Когда кто-то другой из Маленького Народца пытался подбодрить меня, иногда мне становилось больно внутри. Я не хотел сказать или сделать что-то не то и по ошибке ранить чувства моего господина ещё больше.
Смерть — это очень сложно.
Послышалось тихое жужжание крыльев, и моя любовь Лакуна приземлилась рядом со мной. Она была одета в свои дорожные доспехи из чёрной кожи, а её тёмные волосы были заплетены в длинную косу. Её крылья выглядели очень красиво. Из всего Маленького Народца она была одной из немногих, кто был такого же роста, как я. Она яростно сражалась, и у меня было несколько шрамов, способных доказать это.