– Пошли их нахрен за тридевять земель, Жаронька. И слушателей, и песни эти твои, похожие на склоки придворных псов, брось на цифровом гумне! Полетели обратно, в лес? Там нам раздолье, только наши и лес.
– Толковая ты женщина, – Жар-птица вытерла влажный помедневший нос и выпорхнула в сторону родного дома.
P.S. Жопу она все-таки накачала.
Кислота для лебедей
Наглухо зашторенные окна сдерживали июльский восход. Смердело аптечным запахом, оставшимся в наследство от дыма синтетических солей. В комнате было тихо, душно и тесно. На полу, как игрушки в детской, беспорядочно валялись люди, состоящие в «клубе 27».
Вчера эти однодневные друзья звучно пили и употребляли. Валера по воле случая уснул на столе. Потасканный паренек, имени которого никто не помнил, спал в обнимку с двумя страшненькими девахами, Ирой и Лейлой. Пересоленный Эдик, герой вчерашнего вечера и неудавшийся самоубийца, лежал в углу в неестественной позе, но дышал.
Пробудившийся Валера осмотрелся с прищуром, схватил со стола пачку сигарет с зажигалкой и вышел на балкон.
Молодое худощавое тело охотно потребляло никотин, которого хватило бы и троим. Лед, покрывший Неву, отряжал мерные весенние льдины вниз по течению. Язвительная минутная стрелка бойко подгоняла часовую к «6».
Очередную смс-ку от мамы Валера скрыл, как и другие. Он не контактировал с Семьей уже около двух месяцев, аккурат после того, как ушел из университета. Валера был уверен, что эта специальность, как и все другие, ему не подходит. Поэтому он решил пораньше встать на тропу войны с демонами жизни, среди которых были дефицит денег, нехватка понимания и признания, чтобы успеть «выстрелить» и заработать маме на машину.
Перейдя вброд реку опустошенных бутылок и упаковок специй, Валера вытянул куртку из груды вещей, сваленных в форме Улуру, и вышел вон из вязкого и опасного дома.
Гостеприимный и улыбчивый Гиви, широта души которого коррелировала с обхватом его талии, встречал Валеру, как всегда, тепло. «Присаживайся, дорогой! Сейчас все будет!», – сказал грузинский мастер наивкуснейших люля и шашлыков. Он зашел за стойку и стал раздувать угли, на которых готовил мясо прямо в помещении.
Счастливый от работы Гиви напевал восточные мотивы. В дальнем углу шашлычки трапезничали мужчина и женщина лет тридцати-сорока. Подвыпившая мадмазель, лицом походившая на неаполитанского мастифа, уткнулась плечом в стену и вслушивалась в каждое слово своего собеседника. Рядом с ней стояла открытая пакетированная изабелла, которую она закусывала соленым арахисом. Мужчина был типичным работягой: скукожившимся и напряженным – он сидел, уткнувшись в телефон, хлебал пиво и бубнил: «Да мне в феврале уже сорокет стукнет! Я – рухлядь, списывать меня пора к чертовой матери!». Дама ахнула, взяла в руку бокал, наклонилась к своему спутнику и спросила: «О, ты водолей, да?».
Вечером Валера пришел к Мариинскому театру, где выступала его подруга. Она пустила его через черный ход за кулисы, а сама удалилась готовиться к выступлению.
Дивный мир кулис был красив и сказочен. Из темноты, словно тараканы на кухне, то и дело выбегали работники, ответственные за техническую составляющую выступления. На свету они щурились, лихо меняли маршрут и вновь пропадали в полотне штор.
На берегу людской реки кучно стояли лебеди. Они улыбались, скрипя зубами от тотальной усталости и мышечной боли. «Как и я в конце смены», – подумал Валера, вспоминая свою работу грузчиком в продуктовом.
– Не глазей ты так, парень. Девочкам и так непросто. Конец года – план горит. Вот, удвоили количество выступлений. А они устали, бедные. Приходится жрать таблетки, – гример указал на балерин, столпившихся вокруг балетмейстера. Он наклонился, достал из носка крохотный зиплок, и раздал каждому лебедю по одному квадратику.
– А что это у вас? – поинтересовался Валера, пытаясь разглядеть содержимое пакетика через пачки и длинные руки.
– Марки, – отрезала подруга. – Мы уже в кровь стерли все ноги с этим «Озером». Сказали, что это даст нам энергию. И правда, помогает. Хочешь попробовать?
Валера потянулся к таблетке. Невидимая родительская рука пыталась оттянуть его назад, но все же, вне гнезда были свои правила, которые говорили лишь одно: «Не обосрись».
После изнурительного эмоционального боя, моральная часть Димы была безоговорочно повержена. Тёзка канцелярской принадлежности быстро растворилась на языке.
Начался второй акт, лебеди выпорхнули из-за кулис и скрылись в волне света, которая, как показалось Валере, поглотила их своей акульей пастью.
Музыка входила в его тело, от ее громкости зависели цвета и консистенция стен. Он видел, как лучи прожекторов, медленно, как улитки, пробирались через толщу воздуха. Растянувшись на стуле рядом с гримером, который тоже получил угощение, он наблюдал за изменениями.
Сердце забилось быстрее. Валере стало страшно. Он встал со своего места и быстрым шагом направился в туалет, чтобы умыться. Вода из левого крана не помогла. Из правого – тоже. Валера не чувствовал температуру воды. Он посмотрел в зеркало.