Рассказы и байки о Родине, или Поездка домой

Все эти махинации закончились для Мамбы условным сроком, который после был подтерт из ее биографии за несколько тысяч «зеленых». Еще пару сотен она потратила на квартиру в центре города, часть отложила для сына, решив, что жизнь нужно закончить «по-человечески». На оставшиеся деньги она оплатила строительство небольшой церкви, так, на всякий случай.

Бабушка Тома часто нянчится с внуком, иногда берет его на работу; смотрит, как тот плавает в бассейне, в котором, к слову, плитку так и не поменяли.

Мать

Девушка двадцати двух лет стояла у кассы аэровокзала и ждала, пока ей выдадут купленный билет. Лицо её было задумчивым, движения скованными, а в глазах застыла глубокая растерянность. Переводя взгляды с многочисленных моделей самолётов и замечая её, советские граждане шушукались между собой, стыдливо прикрываясь «Известиями» и вчерашним «Вечерним Центроградом».

– Вот ваш билет до Ессентуков, девушка, держите, – сказала кассир.

– Докуда? – спросила девушка, выйдя из оцепенения.

– Ессентуки, – удивилась женщина по ту сторону стойки. – А вы куда собирались?

– Да не важно, – ответила девушка и, прекратив убаюкивать ребёнка на руках, стянула билет со столешницы.

Водрузив сумку с пелёнками и вещами на плечо, девушка направилась к гостинице аэровокзала, чтобы ей предоставили номер, как транзитному пассажиру (без билета на самолёт невозможно было получить комнату).

От аэровокзала по артериям города разъезжались красные автобусы, везущие пассажиров в аэропорты. Девушка зашторила окна, уложила десятимесячного ребёнка на кровать и села рядом. Она упёрлась локтями в колени и схватилась за беспокойную голову, окунув тонкие пальцы в чащу шелковистых пшеничных волос. Слёзы накатывали, она жмурилась и глотала комок, застревающий в горле.

Доучиться осталось один курс, последний. В общежитии при университете её уже ждала отдельная комната, но ехать туда она боялась. «Принести в подоле» в Союзе не было смертным грехом, но люди то и дело косились на мать-одиночку.

«Как так вышло?» – думала она. «Всё было по любви, а аспирант этот – трус. Взял да сбежал». Ребёнок проснулся и стал плакать. Мать взяла чадо на руки и стала убаюкивать.

«Глаза у тебя дедушкины», – заметила она, вспомнив своего отца, который встречал её из роддома в родном городе. Девушка была рада покинуть дом, в котором господствовала мачеха. Но ей было очень страшно вставать на эту тяжелую жизненную тропу. Чтобы настроиться, собраться с силами и продолжить свой путь в новом качестве, ей нужна была эта остановка, эта ночь в гостинице.

– Я же тебе игрушку купила, – сказала девушка и вынула из сумки плюшевую утку, которая звонко крякала при нажатии на туловище.

Ребенок схватился за птицу, сжал в крошечных кулачках мягкие крылья и поднял игрушку над собой. Мать умилилась, чмокнула сына в лоб, коснувшись утки подбородком.

«Кря-кря-кря-кря-кря-кря!», – выдала игрушка.

Ребенок засмеялся и посмотрел на мать. «Я справлюсь. Не отступлю». Она была готова.

Соколик

В ординаторской, у окна, стояли дежурные врачи и курили Мальборо, подаренный одним из блатных пациентов. Длинный кучерявый хирург посматривал то на малиновый восход, то на травматолога, храпящего на скрипучей тахте.

– Смотри как красиво, Ефимыч, – прошептал он. Ординатор согласился, покачав головой; ввинтил сигарету в пучок потускневших бычков, торчащих из банки из-под кофе, и пошел к шкафу, где стоял разведенный спирт.

До конца дежурства оставалось пять часов. Хирург расположился на кресле и прикрыл глаза. В полудреме он услышал, что в ординаторскую забежал практикант. Студент звал наставников помочь поставить сифонную клизму больному с запором. Хирург и ординатор переглянулись и, поняв друг друга без слов, начали играть в цу-е-фа до трех побед. Поверженный камнем Ефимыч что-то проворчал, отбросил журнал, лежащий на коленях, и вышел. Хирург уселся в кресло и задремал.

Во дворе больницы послышался рев мощного мотора.

– Иномарка, – промямлил круглый травматолог, подкладывая руки под шарпейные щеки. Машина остановилась. Было слышно, как хлопнули две двери, затем донеслись тихие всхлипы и единичный сдавленный крик. – Лишь бы не братки, Петрович. А то будет, как с Аликом.

– А что с ним стало? Я думал, он на сборы уехал, – хирург открыл один глаз и взглянул на коллегу.

– Если только по грибы да ягоды, – ответил травматолог и неловко ухмыльнулся.

Чуть дальше по коридору, в процедурном кабинете, ординатор контролировал процесс. Студент выполнял процедуру, вливая воду в воронку, которая курсировала по трубке в кишку и обратно. Пациентка жалобно стонала, цепляясь зубами за простынь.

– Голубушка, давайте, помогите нам! И вам станет легче, и нам! – обратился Ефимыч к пациентке.

Дверь в процедурку выбили ногой. Пациентка, ординатор и студент замерли в оцепенении. В помещение вошли два бритоголовых амбала с автоматами Калашникова наперевес.

– Хирург ты? – сказал один из братков.

– Нет, следующая дверь, – ответил ординатор, мысленно благодаря судьбу, что не выбрал хирургию.