Рассказы из всех провинций

Увидев деву, позабыл он многолетние свои благие стремления и, точно в каком-то сне, взирал на нее, всецело очарованный ее красотой, она же вытащила из рукава разукрашенную дощечку для игры в волан и, напевая, принялась одна подбрасывать мячик.

— Эта песня-считалка, что вы поете, называется «Песенка молодухи»? — спросил он, и она отвечала:

— У меня нет еще мужа, как же вы зовете меня молодухой? Чего доброго, пойдет обо мне дурная слава! — И с этими словами отворила боковую дверцу, проворно вбежала в комнату и улеглась в самой небрежной позе, воскликнув: — Не троньте меня, а то буду щипаться!

Пояс ее, завязанный сзади, сам собой распустился, так, что стало видно алое нижнее одеяние.

— Ах, мне нужно изголовье! — проговорила она с полузакрытыми глазами. — А ежели ничего у вас нет, так хоть на колени к человеку с чувствительным сердцем голову преклонить… Кругом ни души, никто нас не увидит, и колокол, что звучит сейчас, возвещает двенадцать. Значит, уже наступила глухая полночь!

Ёри не мог отказать ей, кровь в нем внезапно взыграла, и, даже не спросив, кто она и откуда, он предался любви со всей силой молодой страсти. Не успел он оглянуться, как наступил рассвет, и его охватило сожаление, что надобно с ней расстаться.

— Прощай! — сказала она и исчезла, подобно видению, он же, томясь от тоски, с нетерпением ожидал наступления следующей ночи.

Ни слова никому про то не сказав, ночь за ночью встречался он с ней в любовном согласии, и не прошло и двадцати суток, как незаметно для себя исхудал чрезвычайно. Это заметил знакомый врач, издавна пользовавший Ёри, проверил его пульс и убедился, что не ошибся в своих предположениях: болезнь эта — истощение от излишеств в любовных утехах.

— Смерть нависла над вами… Раньше я полагал вас человеком весьма строгого поведения; однако же, выходит, у вас есть тайная любовница? — спросил он, но Ёри отвечал:

— Что вы, что вы, никого у меня нет!

— Напрасно вы от меня таитесь, — предостерег его врач. — Ваши дни уже сочтены! Мне же будет чрезвычайно неприятно, если скажут, что я пренебрег нашей старой дружбой и не лечил вас, ведь это равносильно убийству! Лучше уж отныне вовсем перестану вас навещать!

И он уже хотел удалиться, но Ёри остановил его и, воскликнув:

— Хорошо, я расскажу вам все без утайки! — поведал ему обо всем, что с ним приключилось. Врач, после некоторого раздумья, промолвил:

— Это, должно быть, та самая Дева в лиловом, молва о коей давно уже ходит по свету. Злой рок привел вас прилепиться к ней сердцем! Случалось даже, что она выпивала всю кровь из человека, доводила до смерти… Что бы там ни было, а женщину эту непременно убейте! В противном случае она вас не оставит в покое, и надежды на исцеление не будет!

Услышав совет врача, Ёри испугался.

— Да, да, вы правы! — вскричал он. — Ночные посещения неизвестной красотки наводят на меня ужас! Сегодня же вечером я зарублю ее насмерть!

Он приготовился и стал ожидать. Дева явилась и, утирая рукавом слезы, сказала:

— Так вот что? Вместо прежней любви вы теперь вознамерились предать меня смерти? О, как это горько! — И она хотела к нему приблизиться, но он, обнажив меч, стал наносить удары, и она тотчас обратилась в бегство. Ёри погнался за ней и преследовал, покуда она не скрылась в глубокой пещере, в дальней лесной чаще, на горе Татибана…

Но и после Дева в лиловом по-прежнему появлялась, пылая жаждою мести и постоянно меняя облик, так что пришлось собрать монахов со всей провинции и отслужить заупокойную службу, после чего она навеки исчезла, а Ёри благополучно спасся от безвременной смерти.

Уплывший вдаль корабль сокровищ

Из всех живых существ люди, пожалуй, беззаботнее всех; никто не бывает столь беспечным перед лицом грозящей опасности…

В краю Синано, на озере Сува, каждый год зима наводит мост-переправу. Сперва по мосту пробегают лисицы, а следом уже и люди и лошади без труда могут переправиться туда и обратно. Весной лисы бегут назад, затем вскоре лед тает, и переправе наступает конец. И вот некий сорвиголова по прозвищу Каннай Вырви Корень, погонщик из здешних мест, решив, что в обход путь слишком дальний, и не слушая увещеваний, задумал перейти по льду как раз в эту пору. Едва успел он преодолеть полпути, как подули теплые ветры, лед кругом растаял, и Каннай ушел под воду. Весть об этом разнеслась по округу. «Бедняга!» — жалели Канная люди. На том дело и кончилось.

В том же году, в седьмой день седьмого месяца, вечером, когда все отмечали праздник Ткачихи и Волопаса — писали на дубовых листьях стихи, пускали эти листья плыть по воде, — вдалеке на озере внезапно показалась ослепительно сверкавшая лодка, в которой плыло множество каких-то людей. Посредине, на возвышении, восседал Каннай, ничуть не похожий на прежнего, так величественно и важно он держался. Неторопливо сошел он с лодки и направился к прежнему своему хозяину. Пораженные, все бросились расспрашивать его наперебой, он же ответствовал: