Читаем Рассказы ночной стражи полностью

— Тода с сыном живут в цирюльне, на втором этаже. Жена умерла прошлой зимой; впрочем, это неважно. Сын вышел на двор по ночной нужде, а вернувшись, разбудил отца и сказал, что перед цирюльней ждёт сборщик трупов. Само по себе это было странным: никого из сословия эта в цирюльне не обслужили бы. По словам сына, трупожог умолял о встрече с Тода, причём до того, как Тода отправится с докладом ко мне…

Я выпил саке. Я будто своими ушами слышал, как насмерть перепуганный сборщик трупов просит цирюльника доложить в полицию, что на границе квартала эта обнаружено тело безликого. Будь это обычный каонай, его сожгли бы — и дело с концом. Перед костром обобрали бы, присвоив всё мало-мальски ценное. Его и обобрали — эта не слишком брезгливы, когда речь заходит о добыче. Трупожоги и не подумали бы сообщить куда следует о имуществе каонай, но рядом с покойником, спрятанная в холщовый мешок, лежала…

— Маска, Рэйден-сан.

— Маска?

— Служебная маска карпа. Ваш слуга носит такую же.

— Вы уже выяснили, чей это был слуга?

— Ничей.

— Как ничей? Он что, украл маску? Экий мерзавец!

— Это был кандидат в слуги. Он жил в бараке при вашей управе и ждал, пока его выберут. Его с вечера послали в лавку медянщика на улице Отомару — забрать маску, изготовленную по заказу господина Сэки. Маски портятся, теряются, их запас надо возобновлять. Судя по всему, безликий забрал маску, а потом где-то задержался. Квартальные ворота заперли, он пытался пробраться задами, вдоль сточных каналов. По дороге каонай был убит неизвестным.

— Точно убит? Не замёрз? Не разорван собаками?!

— Точнее быть не может.

Я выпил ещё саке. Доел редьку, бросил себе в миску гречневой лапши. Сейчас я понимал досина. Казалось, надо есть и пить, пить и есть, и истина откроется нам — а может, вся эта нелепая история обернётся дурным сном. Второй безликий за два дня? Убиты среди ночи? Кандидат в слуги?!

«…и заняться делом, если я сочту показания досина важными для службы».

Будь оба каонай слугами дознавателей — или кандидатами в слуги — я бы с уверенностью сказал, что это дело заслуживает самого пристального внимания Карпа-и-Дракона. Но второе убийство могло оказаться случайностью — убийца, вероятно, даже не подозревал о том, что каонай несёт с собой служебную маску.

— Предплечье. Живот. Шея.

— О чём вы, Хизэши-сан?

— Так доложил цирюльник со слов трупожога. На теле безликого были обнаружены ранения: предплечье, живот, шея. Кстати, маска покрыта царапинами. Она лежала в мешке, и тем не менее.

— Каонай защищался? Закрывался мешком с маской?

— Похоже на то. Мешок сильно изрезан.

— Вы видели труп?

— За кого вы меня принимаете, Рэйден-сан? Разумеется, нет.

Ну да, конечно. С чего бы квартальному досину глядеть на тело убитого каонай? Он и на живого-то взгляда не бросит. Зато на меня Хизэши бросал взгляды поминутно. И в каждом новом взгляде читалось облегчение — куда большее, чем в предыдущем. Доклад прозвучал, дело безликих спихнули на Торюмона Рэйдена, чьё призвание — копаться во всякой грязи. Теперь досин мог забыть о происшествии, которым был вынужден заняться в ущерб своему достоинству и положению.

— Что-то ещё, Хизэши-сан?

— Так, пустяки. Не знаю, важно ли это.

— Я слушаю.

— Трупожог, обнаруживший тело, владел грамотой. Он утверждал, что на снегу рядом с телом были начертаны иероглифы. Не доверяя своей грамотности, он перерисовал их, как мог.

— Что там было написано?

— Вот, — Хизэши протянул мне полоску бумаги. — Пусть вас не смутит мой почерк. Я переписал всё заново. Трупожог, вне сомнений, старался изо всех сил. Но у меня глаза кровоточили, когда я разбирал его записи.

Это были стихи.

Мудрый терпелив.Каменистое руслоЖдёт первых дождей.

3

«Пока бога не тронешь, он не проклянёт»[6]

Сэки Осаму стоял у ворот управы.

Он хмурился, кусал губы, время от времени взмахивал зонтиком, который держал раскрытым. Шёл снег, и можно было подумать, что старший дознаватель просто стряхивает пушистую шапку, налипшую на зонтик. Но нет, в движениях его крылось такое подспудное раздражение, что оно даже и не очень-то крылось. Стражники замерли в тени воротных столбов, не рискуя привлечь к себе внимание господина Сэки.

— Рэйден-сан! Подойдите ко мне.

Я подошёл. Вернее, подбежал.

— Вы разговаривали с досином Хизэши?

— Да, Сэки-сан.

— Изложите мне содержание вашего разговора.

Я изложил. Кратчайшим образом, чтобы не дразнить тигра. Старший дознаватель — тот ещё всезнайка. Итак, безликий, убийство. Маска. Цирюльник, трупожог. Стихи на снегу.

— Стихи?

Взмах зонтика обрушил на мою голову снежный вихрь.

— Простите, Рэйден-сан. Сегодня я особенно неуклюж. Итак, что за стихи?

Я процитировал трёхстишие про терпение мудрого. Пока я говорил, я видел сточные каналы и маску карпа в изрубленном мешке. Карп пучил белые глаза, словно из последних сил пытался стать драконом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Час Быка
Час Быка

Ученый-палеонтолог, мыслитель, путешественник Иван Антонович Ефремов в литературу вошел стремительно и сразу стал заметной фигурой в отечественной научной фантастике. Социально-философский роман «Час Быка» – самое значительное произведение писателя, ставшее потрясением для поклонников его творчества. Этот роман – своеобразная антиутопия, предупреждающая мир об опасностях, таящихся е стремительном прогрессе бездуховной цивилизации. Обесчеловеченный разум рождает чудовищ – так возникает мир инферно – непрерывного и бесконечного, безысходного страдания. В советское время эта книга была изъята из магазинов и библиотек практически сразу после своего выхода в свет. О ней молчали критики, а после смерти автора у него на квартире был произведен обыск с целью найти доказательства связи Ивана Ефремова с тайным антисоветским обществом.

Иван Антонович Ефремов

Социально-психологическая фантастика
Живи, Донбасс!
Живи, Донбасс!

Никакая, даже самая необузданная фантазия, не в состоянии предвидеть многое из того, что для Донбасса стало реальностью. Разбитый артиллерией новой войны памятник героям Великой отечественной, войны предыдущей, после которой, казалось, никогда не начнется следующая. Объявление «Вход с оружием запрещен» на дверях Художественного музея и действующая Детская железная дорога в 30 минутах от линии разграничения. Настоящая фантастика — это повседневная жизнь Донбасса, когда упорный фермер с улицы Стратонавтов в четвертый раз восстанавливает разрушенный артиллерией забор, в прифронтовом городе проходит фестиваль косплея, билеты в Оперу проданы на два месяца вперед. Символ стойкости окруженного Ленинграда — знаменитые трамваи, которые снова пустили на седьмом месяце блокады, и здесь стали мощной психологической поддержкой для горожан.«А Город сражается по-своему — иллюминацией, чистыми улицами, живой музыкой…»

Дмитрий Николаевич Байкалов , Иван Сергеевич Наумов , Михаил Юрьевич Тырин , Михаил Юрьевич Харитонов , Сергей Юрьевич Волков

Социально-психологическая фантастика