Рассказы ночной стражи

Почему тогда письмо доставили в управу? Почему не домой? Тонкий намёк: приглашение личное, но речь пойдёт о деле, связанном с моей службой? Либо всё проще, и незачем собираться в путь на тысячу ри, когда цель в двух шагах. Посыльный не застал меня дома, выяснил, что я на службе, и поспешил сюда, в управу. За срочность посыльным приплачивают, вот они и стараются.

И время указано: час Овцы[18]. Успеваю.

Мигеру я отправил домой, помогать О-Сузу по хозяйству. Отправляясь в гости к Камбуну, я взял безликого с собой и приказал стоять неподалёку, на виду у Камбуна. Обязательно на виду! Пусть хорошенько рассмотрит тебя, сказал я, пусть приметит, каков ты, как самурай примечает смазливую певичку. Нам это только на пользу. У Мигеру чесался язык спросить, зачем из него певичку делают, но он не спросил, а даже и спросил бы, так я всё равно бы не ответил. Когда визит закончился, Мигеру проводил меня до управы — и уже там, у ворот, я строго-настрого запретил ему следовать за мной.

Что ещё? Подарок сенсею?

Вот теперь ломай голову: преподнести Ясухиро Кэзуо коробку со сладостями, от которых отказался Ивамото Камбун — достойный поступок или недостойный? Я открыл коробку: один ряд — мармелад из красных бобов, второй ряд — пирожные из клейкого риса, завёрнутые в листья сакуры.

Достойный, решил я. Не пропадать же добру?

2

«Он опознал этого человека?!»

Ворота. Привратник.

Служанка с метёлкой из перьев. Слуга принимает у меня плети.

Всё повторялось, только без Цуиёши и Мигеру. Захоти сенсей что-то продемонстрировать, придётся ему показывать на мне — больше не на ком. Отлично, я готов.

Комната с фамильным оружием. Чайный столик.

Сенсей.

Изменилось только настроение. Два дня назад я блуждал в потёмках, но теперь увидел впереди свет. Что же до Ясухиро, его причёска сегодня была в идеальном порядке, мешки под глазами исчезли, а белки́ глаз утратили красноту. Широкие складки тёмно-зелёного, расшитого серебряными лилиями кимоно, казалось, складывались в уступы и ущелья величественных гор. Хоть картину с учителя пиши! И у чая вкус другой: букет осени, а не морская горечь.

— Я заметил ваш неподдельный интерес к моей скромной демонстрации, — как бы невзначай обронил Ясухиро, когда со всеми заверениями, благодарностями и взаимными комплиментами было покончено. — Как вы ещё молоды, Рэйден-сан! Боюсь, на кого-то постарше я бы не произвёл такого впечатления.

Он наполнил мою чашку, я с поклоном взял её обеими руками. Ароматный пар щекотал ноздри.

— О, Кэзуо-сан! Ваша демонстрация была более чем впечатляющей. Я впервые видел, как человека рубят стальным мечом! Это бесценный для меня опыт.

Я не соврал сенсею. В ночном саду он рубил циновки, не живых людей.

— Боюсь, что мои жалкие потуги — лишь блёклая тень мастерства наших предков. Ваш восторг согревает мне сердце, но древнее искусство ныне утеряно. Пращуры считали, что меч — душа самурая. Это скорее поэтический образ, но иногда меня мучат сомнения. Не утратили ли мы частицу души, отказавшись от боевых мечей? Хотите взглянуть на них поближе?

— Вы слишком добры ко мне, Кэзуо-сан! Это большая часть для меня, недостойного…

Поднявшись на ноги, Ясухиро жестом велел мне оставаться на месте. Два шага, скользящих как по льду — и вот сенсей бережно снимает с подставки мечи, большой и малый, оба в чёрных ножнах. Возвращается к столу, кладёт перед собой; коснувшись серебряной защёлки, извлекает из ножен большой меч. Слышен тихий шелест — с таким звуком движется змея в жухлой траве.

Блеск металла. Я невольно подался вперёд.

— Длина клинка — два с половиной сяку[19]…

Волнистый муар старинной ковки. Совершенный в своей простоте.

— Клинок изогнутый, без долов…

Бритвенно-острый даже на вид. Тронь лезвие — останешься без пальцев!

— Цуба[20] прорезная, с изображением Комаину, собаки-льва…

Накладки из серебра.

— Рукоять обтянута кожей ската…

Оплётка чёрным шёлковым шнуром. Сейчас такую делают дорогим самурайским плетям.

— Ножны покрыты чёрным лаком…

Узор в виде стрекоз.

— Настоящее совершенство, не правда ли?

— Полностью с вами согласен.

— В наши дни не носят стальные мечи. Боятся. Не умеют владеть ими, как должно. Но отголоски тех времён, случается, долетают до нас. Вы слышали о цудзигири?

— «Смерть на перекрёстке»? Проба меча на живом человеке?

Ясухиро был удивлён моей осведомлённостью, хотя виду не подал.

— Я не ошибся в вас, Рэйден-сан. Что ж, если вам известна эта забытая традиция… Вы, без сомнения, легко поймёте, что произошло с тем каонай, о котором вы рассказали мне в свой предыдущий визит.

— Кто-то пробовал на нём меч?

— Да. Такой же меч, как эти.

Убрав большой меч в ножны, сенсей положил его рядом с малым, так и не покинувшим своего чёрнолакового убежища.

— Фамильный, как ваши?

— Разумеется. Новые мечи сейчас не куют.

— Да, конечно. Я понимаю, что происходит, Кэзуо-сан, я не понимаю другого. Если меч — душа самурая, зачем осквернять его порченой кровью безликих?