Он не ответил. Я сказал, что ему не обязательно отвечать и тратить на это лишние силы, если он устал. Не знаю, впрочем, на что еще ему могли понадобиться силы, – и думаю, отец тоже не знал. Мои слова были формальностью, желанием нарушить царившее в доме молчание – тишину, в какую обычно погружается дом, где находится умирающий.
Мама встала у меня за спиной.
– Дон, сынок, расскажи отцу об университетских выборах, – как всегда жизнерадостно сказала она. – Джо, наш Дон теперь штатный преподаватель!
– Я думал, ты хотела, чтобы я сам ему это сообщил, – проворчал я.
– Не дуйся, – сказала мама. – Расскажи ему.
– Ладно, – ответил я. – Хуже не будет.
Я повернулся к отцу. Действительно, от моего рассказа хуже не будет. Вот только мои успехи отца ничуть не волновали, да и меня самого тоже. Невеликое достижение – получить постоянную должность в общественном учебном заведении средней руки. Всего-то нужно было опубликовать несколько статей, выступить на паре конференций, не опаздывать на встречи и не упиться вдрызг на вечеринке для преподавательского состава кафедры. Мою кандидатуру одобрили единогласно, не принимая в расчет наш развод с Ребеккой. Да что там – Ребекка сама за меня проголосовала.
Что ж, такой повод для разговора – лучше, чем ничего. Я чувствовал себя как ребенок, принесший родителям аттестат, в котором четверок больше, чем троек.
– Папа, меня приняли в штат, – сказал я. – Я теперь доцент.
Отец пожал мне руку.
Я решил, что так он поздравляет меня, и произнес:
– Спасибо.
Он пожал руку снова, сильнее и настойчивее.
– Ну, – добавил я, – меня выбрали единогласно…
На этот раз он не столько сжал, сколько потянул руку, едва не стащив меня со стула. Я удивился, что у старика осталось столько сил.
– Папа, в чем дело?
Теперь он не стал ни сжимать, ни тянуть. Его лицо напряглось и побледнело, плечи еще плотнее вжались в матрас, и казалось, что отец стал еще меньше.
Губы его пошевелились, но он не произнес ни звука.
– Папа, в чем дело? – повторил я.
– Может, он пить хочет? – предположила мама. – От таблеток его всегда мучит жажда.
– Хочешь пить? – спросил я, прекрасно понимая, что дело не в этом.
Голова отца едва заметно, буквально на четверть дюйма, сдвинулась.
– А чего хочешь? – Я привстал со стула.
Губы отца вновь пошевелились.
– Он пытается что-то сказать? – спросила мама.
– Не знаю, из-за твоей болтовни ничего не слышно.
– Хватит дерзить маме!
– Тсс.
Я склонился над койкой и почти прижался ухом к губам отца, чувствуя кожей его горячее, влажное дыхание. Дыхание умирающего. Ему оставались считаные недели.
Казалось, что момент упущен и отец уже ничего не скажет, сколько бы я ни старался.
Но тут он произнес одно слово. По крайней мере, мне так показалось.
– Удивил.
Через три недели отца не стало.
Пока он умирал, у нас было время подготовиться. В день его смерти я спросил маму по телефону, нужна ли ей помощь, и она ответила, что нет.
– Я уже обо всем договорилась, – сказала она. – Просто приезжай на похороны.
В трубке послышалось шуршание, а затем – треск, будто что-то порвалось.
– Мама, как ты? – спросил я.
– Я?
Она не ожидала от меня такого вопроса. Подозреваю, что она слышала его от многих людей за эти несколько лет, прошедшие с того времени, как заболел отец, – и особенно перед его неминуемой смертью.
– Кто же еще? Мама, как ты? Держишься?
– Все хорошо, – ответила она, и я снова услышал, как что-то рвется. – Разбираю вещи твоего отца. Начала…
Может показаться, что моя мать была чересчур практичной или даже бесчувственной, но это не так. Да, она даже в самые трудные минуты сохраняла спокойствие, но это не мешало ей быть заботливой. Когда я был маленьким, она постоянно читала мне книги и всячески поддерживала мое желание учиться и учить. Она была и по-прежнему остается прекрасной матерью. Что же касается их отношений с отцом… Скажем так, они не любили друг друга по-настоящему. Они были друзьями, сожителями, партнерами в прямом смысле слова. Они вместе воспитали сына и плыли по течению в одном направлении. Но любви между ними не было. Думаю, что мама воспринимала уход папы как завершение одного периода жизни и начало другого. Когда она позвонила, чтобы известить меня о его смерти, то просто сказала: «Он ушел».
– Тебе там не слишком одиноко? – спросил я.
– Одиноко ли мне? – удивилась мама. – Дон, мне стало одиноко с тех пор, как ты уехал. Мы с отцом оба были одиноки. Ничего страшного. – Что-то снова порвалось. – У твоего отца целая уйма книг. Даже не сосчитать.
Тут я догадался, откуда этот звук. Скотч. Мама заклеивала коробки с отцовскими книгами, чтобы отправить на библиотечную ярмарку, в которой участвовала дважды в год. В этом была ее отдушина.
Множество вопросов вертелось у меня на языке. Я хотел спросить, почему она вышла замуж за отца. Почему они не развелись. И что могло значить последнее папино слово: «Удивил».