Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами - 1

На стол прыгнул кот и уставился на меня. Он сверлил меня взглядом и колотил хвостом по разбросанным по столу бумагам. Я присмотрелся внимательнее и заметил под кошачьей лапой вырезку из местной газеты. Крупные буквы заголовка гласили: «Кертвуд». Я дотянулся до листка и взял его. Это оказался некролог об отце. Поверх него кто-то – видимо, Лу Каледония – написал: «Одиночка. Неужели?»

Я успел сунуть клочок бумаги в карман брюк за мгновение до того, как за моей спиной появился молодой полицейский и скомандовал:

– Сэр, прошу вас выйти на улицу!

Я ожидал, что разговор с полицией по поводу убийства займет куда больше времени, но в итоге офицеры опрашивали меня всего лишь пять минут. Пока я трясся от холода, они взяли мои личные данные и проверили водительские права. Следом появился детектив – мужчина средних лет в рубашке с галстуком, но без пиджака. Его густые седые волосы развевались на ветру, но он даже не пытался их пригладить.

– Фил Хайленд, – представился он, пожимая мне руку так, что кости хрустнули. – Расскажите, что тут произошло.

Я охотно и без утайки поведал свою историю. Детектив Хайленд ничего не записывал, просто внимательно слушал. Я сообщил, что встретился с Лу Каледонией на похоронах отца, и тот настойчиво просил меня как можно скорее прийти в его магазин.

– Дверь была не заперта, и я нашел его в кабинете мертвым, – сказал я.

– Говорите, ваш отец недавно умер?

– Несколько дней назад.

– При каких обстоятельствах? – поинтересовался Хайленд.

– От естественных причин, – ответил я. – У него было неврологическое заболевание.

– Печально слышать, – вздохнул детектив. – Значит, вы не были знакомы с этим Каледонией?

– До сегодняшнего дня – нет.

– А что ему было нужно от вашего отца? – спросил он.

– Не знаю. Должно быть, это связано с книгами. У отца была огромная библиотека. Однако мистер Каледония чрезвычайно обиделся, когда я предположил, что он желает у нас что-то приобрести. – Я попытался вспомнить его точные слова. – Он сказал, что на все предложения о встрече отец отвечал ему категорическим отказом. Да, так и сказал: «Категорическим отказом». Я согласился поговорить с ним из любопытства – вдруг он знал что-то интересное об отце?

– Отношения отцов и детей – штука сложная, – согласился Хайленд. – Я своего плохо знал.

– И я. Думаю, вряд ли найдется человек, который по-настоящему хорошо знает своего отца.

Я было решил, что мне удалось установить доверительные отношения с Хайлендом, но это чувство быстро улетучилось.

Он спросил:

– Офицеры уже получили ваши данные?

– Да.

– Тогда вы свободны. Я свяжусь с вами, если потребуются дополнительные сведения, – сказал он. – Вероятно, мы имеем дело с ограблением. В этом районе теперь небезопасно. – Хайленд направился было ко входу в магазин Лу Каледонии, но внезапно обернулся. – Мистер Кертвуд, вы точно ничего не утаиваете? Может, вы еще что-то видели?

Я почувствовал, как клочок газеты в кармане брюк щекочет и царапает бедро. По-хорошему, стоило отдать его. Но… я не хотел. Это было глупо, но я считал эту газетную вырезку частью отцовского наследия.

– Нет, ничего, – солгал я.

Хайленд вошел внутрь, а я вернулся домой к маме.

В утренних газетах не было ни слова о смерти Лу Каледонии. Либо номера ушли в печать прежде, чем появилась эта новость, либо событие было столь незначительным, что не заслуживало упоминания. Утром мама даже не спросила меня о вечернем походе в книжный магазин. То ли похороны занимали все ее мысли, то ли она попросту забыла. Сам я не собирался заводить об этом разговор. Маме и так было тяжело, и я не хотел лишний раз ее волновать.

Во время службы мы не давали воли эмоциям. Нас обоих раздражали излишние причитания, а устоявшиеся каноны католических церемоний практически не позволяли искренне выражать свои чувства. Я сидел на передней скамье рядом с мамой и монотонно повторял строки молитв и гимнов наизусть, несмотря на то что не ходил в церковь вот уже лет пятнадцать.

Я старался не думать о плохом. Вспоминал детство и время, проведенное с отцом. Он часто водил меня в библиотеку и позволял брать любые книги, какие я только пожелаю. Так я прочитал «В дороге», «Повелителя мух» и «Великого Гэтсби». Сам папа выбирал что-нибудь из списка бестселлеров и никак не высказывался о том, что читал я. За исключением одного случая. Незадолго до своего четырнадцатилетия я взял почитать «Преступление и наказание», и он мимоходом бросил:

– Вот это я когда-то читал.

– Ты читал эту книгу? – удивился я. – Для учебы?

– Нет. Мне просто захотелось. – Отец взглянул на меня поверх очков. – А ты уже все знаменитые книги прочел?

Я давно не вспоминал об этом случае, но здесь, в церкви, вновь осознал, что мой старик был вполне способен меня удивить. Сказать, что я хорошо понимал его, да и других людей, было бы ошибочно. Многое в нем оставалось для меня загадкой, да и для мамы, думаю, тоже. Но какое отношение к этому имел убитый книготорговец? Я подозревал, что уже никогда этого не узнаю.