Поначалу палаты эти, являющие собой редчайший памятник зодчества XVII века, принадлежали боярину Алексею Волкову, пока император Петр II не подарил дом со всею обширной усадьбой, к нему примыкающей, князю Григорию Дмитриевичу Юсупову, прапрадеду Николая Борисовича, коего называли одним из последних блестящих вельмож блестящего века Екатерины.
Дом при новых владельцах, баснословно богатых, расширялся, обрастая флигелями, пристройками, и сад при нем тоже обширнее делался, и пруд объемистый в тени дерев устроили. Не скажешь даже, что это все в самом центре Москвы…
О сиятельном хозяине дома в Харитоньевском переулке сохранилось множество воспоминаний, свидетельств всяких. Николай Борисович был человек весьма и весьма образованный, обладал великолепной библиотекой в 30 000 томов, картинной галереей, редкостной для своего времени, да еще двумя театрами. Императорские особы — гости, как-то: король прусский Вильгельм III, российские монархи — оказывали честь Юсупову, посещая его театр. Правда, как молва гласит, порядочным скупердяем слыл несметно богатый Юсупов. Впрочем, это уже фамильное: Юсуповы не терпели расточительства, а дочерей своих выдавали с таким куцым приданым, что на стороне за них даже неловко делалось.
А еще был Николай Юсупов знаменитым по всей России собирателем антикварных вещиц, второго такого не было. Московские менялы да ростовщики на нем одном разбогатели. И сам он, где бы ни был в Европе, скупал изящные штучки и привозил в этот дом в Харитоньевском. Ездил он немало и довольно долго во времена Екатерины посланником представлял Россию в Италии. Там, кстати сказать, и университет закончил: времени даром терять не любил.
Российские императоры всегда благоприятственно относились к Юсупову, все его награждали, и в конце концов стал он едва ли не единственным обладателем всех российских орденов, какие только существовали в то время. А когда награждать его уже нечем стало, а вроде бы опять время подошло награждать, или повод какой-то выискался, жаловал ему император Павел жемчужную эполету. Вторую, видимо, до другого раза оставил.
Хозяин дома был дружен с великими, принимавшими его как человека в высшей степени светского, начитанного и образованного по самым высоким европейским меркам. Вот и Вольтер любил Юсупова, оставлял погостить в своем знаменитом Фернейском замке. Вольтер даже вспоминал его в своих записках. Пушкин воспел Юсупова в изысканной оде «К вельможе».
А сам Николай Борисович? И на склоне лет сохранял он неисчерпаемую привязанность к прекрасному полу и почитался одним из самых завзятых волокит своего времени. В доме его, сказывают, была одна заветная комната, где хранились портреты трехсот красавиц, коих расположением сумел он воспользоваться. Как воспользуется — так, извольте, портретик написать с вас на память…
Я поразился тому, что увидел внутри дома. На низких сводчатых потолках превосходно сохранившиеся фрески-картины царской охоты, ярких, сочных красок и руки живописца талантливого. А во втором этаже бронзовые створки дверей такой тонкой работы, что хочешь не хочешь — придержишь шаг и засмотришься…
Россельхозакадемия в доме Юсуповых обосновалась, и не верю себе, глазам своим, что в нынешней Москве дом такой сохранился.
В советское время дом этот, один из древнейших в Москве, наполнила жизнь совсем другая. До 1926 года здесь каким-то непонятным образом обустраивался музей Красной армии, потом спасовавший под наступлением сельскохозяйственной науки. В этом роскошном геральдическом зале располагался кабинет первого президента академии Чаянова, потом здесь водрузился Лысенко — злейший недруг великого Николая Ивановича Вавилова. Вавилов тоже несколько лет на работу в этот дом приходил, но сидеть с Лысенко отказывался и уединялся в другой комнате, отделенной от геральдического портретным залом. Все эти три зала приведены реставраторами в достойный вид.
Более всего восхитили меня изразцовые русские печи в покоях княжеских. Каждая обложена парой сотен изразцов, от руки выписанных — и двух одинаковых не найти. На каждом рисунок свой и изречение к нему приуроченное. Да вот, к примеру, сидит заяц в высокой траве, и, видно, страшно до жути ему. А подпись: «Крепко караулю». Прямо книга готовая — каждая печь в доме Юсуповых.
Этот дом выкапывали, как величайшую драгоценность
Стоил он того, этот дом. Потерянный, казалось, навсегда и оставшийся только в воспоминаниях да в одной древней описи, сделанной его давним рачительным хозяином Иваном Андреевичем Милославским — окольничим, родственником царя-батюшки Алексея Михайловича. Был дом — и вдруг как сквозь землю провалился… Да так ведь, в сущности, и оказалось.
И никогда, быть может, его не найти, ежели б не один замечательный человек, архитектор и реставратор П. Б. Барановский — тот самый, что погрозился Сталину костьми лечь на Красной площади, если тот прикажет снести храм Василия Блаженного. А ведь было уже решено.