Рассказы о наших современниках

Восток уже начал светлеть — коротка июльская ночь, заря с зарей сходятся, — когда автомашина подошла к деревянному мосту через реку Сейм, задернутую предутренним туманом. Неожиданно злой красный огонек, словно вывороченный глаз, перегородил грузовику путь. Глаз оказался фонарем, подвешенным на шлагбаум. Проезд был закрыт.

От будки не спеша подошел седобородый сторож в телогрейке, валенках.

— Заворачивай! Ай не видишь? Пруться на запретный свет, чисто мотыли.

— Отец, — озадаченно сказала Марфа, — чего мост-то закрыли?

— Тебя забыли спросить.

Старик зевнул. Голос у него спросонок был сердитый.

— Куда же теперь мне объезжать?

— Грамотная? Читай, вон для этого указка выставлена. На старый переезд, вот куда. Что я вам, докладчик, всем докладывать? Аль ты нездешняя, с планеты Улан? Погоняй, погоняй, тут всего три километра. Пруться, как мотыли...

Выйдя из машины, Марфа ухватилась крепкой рукой за окованный борт, поставила ногу на скат и, поднявшись, стала толкать крайнего молоденького грузчика в кепке и резиновых сапогах.

— Ребята! Слышь? Ребята! Элеватор скоро. Давай готовь мешки.

Грузчики зашевелились. Сторож неожиданно спросил:

— Ты, девка, чего везешь-то. Не хлеб?

— Хлеб, — неохотно отозвалась Марфа. У нее такое хорошее настроение было и вот испортили с этим объездом.

— То-то я слышу: «на элеватор». Так бы и сказала: «Хлеб, дед, везу». Хлеб — это совсем иной разрез. Сейчас подыму шлагбаум. Только ты, девка, держись середкой моста, к левому краю не правь, там выбоина и перилки завалились. Завтра ремонтники скорой руки залатают, опять поедете. Так бы и сказала: мол, зерно, дед, на ссыпку, — это совсем другой лозунг.

Бормочущий голос старика удалился. Красный, повисший во тьме глаз медленно стал подниматься, и теперь он уже не казался злым, а наоборот, даже приветственно взмахнул на прощанье и забрался повыше, чтобы лучше светить.

Автомашина с ревом стала подниматься по взгорью спящего городка. Едва «ЗИС» затормозил у «Заготзерна», как возле него очутилась совсем юная визировщица со щупом.

— Кто это приехал? — сказала она, заглядывая в кабину. — Марфа Павловна? Салют! Какую сейчас Москва музыку передавала по радио!

V

«Семейный экипаж» крупно поссорился. Прошел месяц с начала работы в Костраве, и Марфа собрала сына в колхоз к деду бахчевнику: пора отдохнуть перед учебой. Неожиданно Валерий наотрез отказался ехать на хутор. Впервые он «показал характер». Мать накричала на него, обозвала «упрямым козлом» и пригрозила с первой попутной машиной отослать домой, в Фетяж.

Весь этот день она тайком приглядывалась к сыну, наблюдала. Что удерживает здесь мальчишку? Он с увлечением возил зерно, самостоятельно проводил мелкий ремонт, перенял шоферские манеры. Неужели на его решение повлияла дружба с Нютой Петёлкиной? Однажды Марфа видела: когда Валерий повел на элеватор груженую машину, из кабины выглянуло личико председателевой дочки. «Ездила в магазин за ботами», — в объяснение буркнул тогда Валерий. Но вообще поведение его совсем не походило на поведение тех парней-«ухажеров», которых Марфа знала в молодости. Те старались выпить, покуражиться, грубо приставали к девушкам, Валерий по-прежнему оставался исполнительным и в свободное время раскрывал журнал «Автомобиль». Но все же «семейный экипаж» перестал разговаривать.

План хлебопоставок в «Заветах Ильича» успешно выполнялся. Неожиданно авторотовская машина выбыла из строя: сломался хвостовик заднего моста. Шофер пешком ушел в Омшаны, и свое горе начал заливать водкой. Петёлкин за голову схватился: «Пропал. Без ножа зарезали». Главное, погода опять наладилась, самое бы сдавать зерно.

На другой день после аварии Марфа встала рано. Розовое, словно дымящееся, августовское солнце светило безмятежно, свежий ветерок шевелил налитые яблоки за плетнем, в росистой лебеде задорно наскакивали друг на друга два пестрых голенастых цыпленка, видно петушки. От беленых изб, от вишневых садков протянулись длинные тени; из открытого окна отчетливо доносились слова диктора, звуки пианино: по радио передавали урок гимнастики, Марфа, отогнав от берега гусей, искупалась в сонной стекловидной речке, понежилась на песчаном бережке. Затем купила у хозяйки красных мясистых помидоров и отправилась на главный ток поджидать свой «ЗИС», чтобы позавтракать вместе с сыном.

Оказывается, Валерий уже приехал. Он стоял у колеса молотилки в одной майке, с голыми, еще по-юношески худыми руками, с выгоревшими рыжеватыми кольцами волос, падавшими на ясный лоб, и что-то оживленно и уверенно объяснял Петёлкину. Возле них находилась и Нюта — босая, в косынке, покрывавшей волосы, серая от пыли. Слушая, она сочувственно смотрела на Валерия, тут же переводила взгляд на отца, точно проверяя по его лицу действие слов, и вся ее фигура выражала самую живую поддержку молодому шоферу. Валерий увидел мать, приветливо улыбнулся ей. Марфа надула губы: не очень-то, мол, хорохорься, я еще не забыла твоего упрямства. Однако на Валерия это не произвело заметного впечатления.

«Что случилось?» — удивилась Марфа.