Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских

Владыка Арсений не чаял дожить до утра. Видя его состояние, Ваня сам побывал в исполкоме и получил письменное разрешение на служение панихиды по убиенным героям-матросам. Это удивительное сочетание «панихида по героям-матросам» возможно было только в эти первые годы террора.

В первых гонителях было еще много «русского», что любили показать как матросы, так и красногвардейцы. Троцкий в отчаянии писал: «Красноармейцам нельзя доверять! Они крестятся на все купола!»

* * *

Есть сведения, что в период с 1917 по 1919 год, отстаивая православную веру, погибло около восьми тысяч человек. Патриарх запечатлел это в грозном послании к новой власти, осудившем тех, кто чинил расправы, и подвергшем их анафеме. Послание это определило отношение власти к нему и ко всей Церкви. Принятые большевиками декреты (например, о свободе совести и свободе слова) окончательно развязали руки ВЧК, которая и так уже вела охоту на Церковь.

Таково было грозное начало невиданных в современной истории гонений.

Глава 2

Красный террор

Монах Зосима и райсовет

Минуло всего два с небольшим месяца после роковой октябрьской даты. 20 января 1918 года был принят декрет об отделении Церкви от государства. Согласно этому декрету церковное имущество подлежало национализации. А 5 октября 1918 года принят был законодательными органами декрет о приеме на учет и сохранении памятников искусства. Троице-Сергиева Лавра занимала в этом ряду место особенное, и важно было сохранить ее хотя бы как памятник искусства. Но сама обитель многое пережила в первые послереволюционные годы. Монастырь был упразднен на основании декрета об отделении Церкви от государства, монахам позволено создать трудовые артели. С выселением монахам было очень трудно смириться. Можно было и совсем веру потерять, но многие из братии в эти поистине скорбные дни вспоминали об обетовании Пресвятой Богородицы преподобному Сергию: обитель сохранится, что бы ни случилось. Многие из братий селились в домах неподалеку, в надежде, что ее все же откроют, терпели нужду и голод. И хотя кельи стремительно пустели, будто все жившие в них птицы улетели в теплые края, полностью очистить территорию Лавры от монахов не получалось.

В одной из келий Лавры жил невысокий, с живыми движениями и пронзительными глазами, уже довольно пожилой монах Зосима. Как ни пыталась администрация его выселить, не получалось. А кроме него на территории Лавры монахов уже не осталось. Тогда решили просто выкинуть его из кельи. Пришли несколько человек, громко и грозно объявили, чтобы старец ушел.

– Нет, сейчас не пойду, – только и сказал старик.

Он, судя по всему, молился. Глаза переходили от лица к лицу, губы чуть заметно двигались. Затем старик взял распятие.

– Что это еще такое: не пойду? Сейчас выбросим! – сказал старший в группе.

В ответ на угрозу старец поднял крест и осенил им помещение на все стороны, как бы провел распятием черту.

– Попробуйте-ка, осмельтесь перейти через эту черту, которой я как бы обвел свою келью, и вы тотчас упадете мертвыми.

В то время проходила инвентаризация. Кресты и колокола частично были сняты. Но этот крест, начертанный живым человеком, всеми своими помыслами и чувствами обращенным к Богу, оказался сильнее металлических.

На пришедших напал внезапный и очень сильный страх – они просто сбежали.

Старца Зосиму на некоторое время оставили в покое. А он тихо жил в своей келье, усилив молитвенный подвиг. В своих молитвах старец часто обращался к Пресвятой Богородице и преподобному Сергию. Молился старец о монахах, покинувших обитель, и о врагах – чтобы причиненных ими разрушений было как можно меньше. Старец просил у Спасителя благословения для всех разъехавшихся по частным квартирам бывших насельников Лавры. Он вспомнил видение преподобному Сергию, который однажды узрел множество птиц, и было ему откровение, что так умножатся ученики его, что и счесть их будет трудно.