Рассказы, очерки, наброски, стихи (1894-1896)

— Жалей врага, когда он поражен тобой, но не убит. Его жалей, — калекой будет жить он до могилы, не выйдет больше биться в поле и будет жить, тоскуя о подвигах и завидуя товарищам своим. Только сильные, когда они обессилены чем-либо, достойны жалости, для слабых же не должно быть ее в твоем сердце. Слабость — это сила, страшнейшая силы удара молота Тора. Все слабые опаснее сильных врагов, ибо они хитры, и эта хитрость сила их. Слабый не встанет грудью к тебе, и не рукой отобьет он твой смертельный удар, но он может отбить его и поразить тебя своей хитростью. Ему нечем больше защищаться и нападать, это одно его оружие, но он умеет владеть им. Сильный простодушен и доверчив, он всегда идет вперед грудью. Скоро можно возбудить жалость сильного — и она губит его. Слабые — злы. Они не умеют щадить, не знают великодушия. И их не нужно щадить, это опасно для воина.

— Слабейшие из слабых — это женщины, и именно поэтому они сильнее сильных. Они много губят воинов, — не меньше, чем в битвах, гибнет людей в их объятиях. Те, что ходили с Аларихом за славой в жаркие страны, туда, еще дальше, за Рим, через море, — те говорили, что где-то есть дерево, каплей своего сока убивающее человека. В каждой женщине есть такой яд, как яд этого дерева, но только он убивает медленно. Это хуже, чем быть убитым сразу. Не надо жалеть женщин и не следует долго и пристально смотреть им в глаза — через них они впускают яд в сердца воинов. Я знаю это.

И старый Сигурд замолчал, а юноша Готвальд перевел свой взор с группы женщин в даль моря, покрытого бесчисленными гребнями волн, рождающимися из моря так же странно, как речи людей, и так же бесследно исчезающими, тогда как земля не изменяется и ничто на ней не исчезает без следа.

«— Вот послушай, я расскажу тебе сагу о гибели судна Хакгарда, одного из славнейших варингов старины. Как и мы теперь, раз он возвращался с Эрина после многих славных битв и, как мы, вез на родину много пленниц с островов. Был и юноша на корабле, звали его Орл, — юноша с мягким сердцем, как ты, и долго смотрел он на пленниц, среди которых одна, как вещая дева Альруна, была хороша. Он подошел к ней, на несчастье своих товарищей, подошел и стал говорить с ней. И ночью одолело его вожделение к ней, потому что так хотела она, та саксонка. Вот Орл потребовал от нее поцелуев и ласк, но она, хоть и разожгла его, — сказала так:

— Только мертвой возьмешь ты меня!

Он был великодушен и не хотел убить ее за отказ. И просил ее.

— Развяжи меня! — сказала она. Он сделал это.

— Уйдем же теперь в трюм! Чтобы и звезды не видали нас. — Ей, хитрой змее, нужно было это. Они ушли. И там, сев на пол, она спросила Орла:

— Силен ли ты, как мой брат?

— А как силен был твой брат?

— Он перерубал одним ударом топора бревно вот такой толщины! — И она указала ему на пол судна, на толстый дубовый скреп.

— Вот! — сказал Орл. И взмахом одной руки разбил бревно, ударив его тупым концом топора.

Тут она поцеловала его.

— Люблю силу! — сказала она.

Лесть женщины так же сладка, как и поцелуй ее.

Он закипел всей кровью — молодой Орл.

— Ударь-ка еще пол, но острием топора.

И он — глупый — ударил, как того просила она.

Как только он ударил, она бросилась на грудь ему и своими поцелуями закрыла глаза его, и сейчас же снова увела его вверх.

Там она приняла его в свои объятия, и он наслаждался ею, а корабль с прорубленным дном уже шел на дно моря, а не к берегам родины.

И когда его, Орла, отуманенного достигла вода, он хотел подняться, но не мог, — она не пустила его.

Уже воины проснулись, уже все поняли, что тонут, и был великий шум на корабле, а Орл всё еще не понял, что он погубил викинга, его корабль и товарищей…

И они оба, эта саксонка и юноша Орл, не разжимая рук, которыми обнимали друг друга, — ушли на дно моря…

Всё погибло из-за женщины. Всегда много погибает от них. Не жалей же их, Готвальд, не жалей слабых рукой, но сильных хитростью».

Юноша Готвальд задумчиво смотрит в даль моря на гребни волн, и ему кажется, что оба они там — и саксонка и Орл, — носятся они в объятиях друг друга по морю и качаются на пуховых гребнях его волн.

Тоска и желание щемит его грудь и, украдкой кидая взгляды на пленных саксонок, он завидует Орлу, и стыдится своей зависти, и боится выдать чувства свои суровому Сигурду, знатоку саг и рун, старому воину у руля ладьи.

Солнце садится, и яркий пурпурный блеск догорающих лучей ложится на пену волн.

Песня гремит, волны плещут о щиты на бортах ладьи, вино возбуждает скандинавов всё более, и саксонские женщины плотнее жмутся одна к другой.

…Среди певучих волн Германского моря, по Дороге Лебедей, от берегов Зеленого Эрина к суровой Скандинавии, быстро летят корабли белокурых людей севера; как гордые белые птицы, летят они, широко распустив паруса, и мачты их пышно украшены богатыми одеждами саксов и пиктов, побежденных норманнами в кровавом бою.

КОЛЮША