– Друг мой, вы мне весь оркестр заглушаете. Не волнуйтесь! Пожалуй, вас эдак удар хватит.
К этому времени все уже привыкли считать Безбородко убежденным, холостяком, совершенно сознательно не желающим связывать себя узами брака. Тем не менее среди старых бумаг, имеющих отношение к канцлеру, сохранились письма его родителей с Украины, которые беспокоились, отчего у их сына не ладится личная жизнь. Тот упорно отвечал, что «чужд всяких обязательств и самого в них намерения». Под «обязательствами», видимо, надо понимать брачные узы. Однако не всегда Безбородко держался подобного мнения: было время, когда он пережил личную драму, оставившую в его душе, возможно, всю жизнь незаживающий след. На эту мысль наводит имеющееся в старых бумагах указание на то, что когда-то существовало «охлаждение» между ним и «старшим Воронцовым за то, что свадьба графа Безбородко с Прасковьей расстроилась». Кто она, эта Прасковья, и каким образом соперник перешел жениху дорогу, мы, наверное, уже не узнаем никогда.
Время шло, и, как всякий мужчина, Безбородко чувствовал некую недостачу, которую не могут восполнить никакие походы по злачным местам: отсутствие в его роскошном доме женщины. И она появилась – пусть и не в статусе законной супруги.
...Танцовщица Ольга Каратыгина, чей отец служил экономом в Театральном училище, к тому времени была известна не только хореографическими талантами. Ее квартиру на Мещанской улице посещали и представители «золотой молодежи» Петербурга, и богатые купчики, наезжавшие в столицу покуролесить, свести знакомства с хорошенькими, общительными девицами. Ольга как раз и была такой. Задорная, острая на язык, смелая в обращении, она пользовалась своеобразной популярностью у гуляк Петербурга. И ради лукавых Ольгиных глаз много безумий свершалось – в моде были нежные страсти, поклонение прекрасному полу, в каких бы формах они ни проявлялись.
Однажды бравый молодой купец Иван Рожков поспорил в компании приятелей на тысячу рублей, что въедет на своем сибирском иноходце прямо в гости к «петербургской Аспазии» (древнегреческой богине любви. –
Ее квартира располагалась на четвертом этаже дома, что не помешало всаднику легко справиться с этим препятствием. В ознаменование своей победы молодец выпил залпом бутылку шампанского и, не слезая с лошади, тем же манером съехал обратно на улицу.
Правда, сам Рожков вспоминал этот случай несколько иначе и утверждал, что въехал прямо в «фатеру» Ольги, где, кстати, она была далеко не одна. «Окружили меня гости, – расписывал удалец свой подвиг, – особ до десяти будет, да и кричат: "Браво, Рожков! Шампанского!" И вот ливрейный лакей подает мне на подносе налитую рюмку, но барышня сама схватила эту рюмку и выпила, не поморщась, примолвив: "Это за твое здоровье, а тебе подадут целую бутылку"».
Так и встает перед глазами столь живописная картина. Разгоряченный своей удалью красавец всадник, белая лошадь, бьющая копытом по паркету, и прелестная женщина с высоко поднятым бокалом искрящегося напитка!
...Безошибочным чутьем бывалого охотника Безбородко учуял в жизнерадостной вакханке на сцене тот тип женщины, который ему был нужен. Естественно, Олечка Каратыгина переместилась с четвертого этажа дома на Мещанской в роскошные апартаменты нового покровителя. Так началась самая долгая привязанность Безбородко.
Ольгу он содержал по-царски и не мешал ей продолжать балетную карьеру. Однако та оборвалась сама собой – Каратыгина родила князю дочь и больше уже не выходила на сцену.
Девочку назвали Натальей. Трудно было ожидать от Безбородко, этого неисправимого сладострастника, столько пылкого отцовского чувства – многие глазам бы своим не поверили!
Первое лицо в государстве после императрицы, гроза Запада и Востока, Безбородко превращался в Бог знает какое забавное существо, в клоуна-пересмешника, играя на ковре с уже пытавшейся ходить малышкой и стараясь ее развлечь.
Александр Андреевич дал дочери свое отчество, но фамилия ее была Верицкая – по наименованию деревеньки, которую Екатерина в длинной череде своих милостей пожаловала ему первой.