Рассказы змеелова

Однажды из этого пламени, простирая руки ко мне, выступила Фаина. Волосы на ее голове пылали золотыми языками огня. Выступив из пламени, она бросилась ко мне и стала с такой силой и энергией обнимать, как это делают родные или близкие после долгой разлуки. Она сдавливала меня и я не мог свободно дышать. Казалось, еще немного и я задохнусь. Потом, когда я с трудом отстранил ее от себя, она посмотрела на меня долгим вопросительным взглядом.

— Я рад, что ты пришла, — сказал я ей. — Давно я жду тебя. Так давно, что состариться успел. Взгляни-ка на меня, какой я белый… Может, и не состарился бы так, если бы не болезнь. Дышать тяжело…

По выражению глаз Фаины я понял, что она жалеет меня, но ни одного слова утешения!.. И так — всегда. Сколько бы раз она ни появлялась в моих сновидениях, ни разу не сказала ни одного слова.

Словно отраженный в воде, образ Фаины слегка заколебался, потом исказился до неузнаваемости и исчез. На смену ему пришли какие-то другие видения, но я их не запомнил. А когда мне стало совсем невмоготу, я проснулся.

В комнате тускло горела лампочка. Напротив меня спал Олег. У входа, прислонившись к стене, дремала сестра. Я попробовал повернуться на бок и не смог. Я так был болен и слаб. Укушенная рука одеревенела. Сердце бешено стучало.

И в эту минуту — помимо моей воли — пришла ясная мысль, что я умираю, что смерть моя неотвратима. Я так испугался этой мысли, что весь покрылся испариной, и сердце сжалось от тоски.

«Человеку, ко всему равнодушному или совершившему какой-то подвиг, — думал я, — наверно, легче умирать. А ведь я так люблю жизнь и связан с нею тысячей невидимых нитей: за какую ни потяни — одинаково больно. И вот теперь эти нити — все до одной — будут оборваны, и я уйду во мрак и тишину».

А ведь раньше я вообще о смерти не задумывался. Мне всегда казалось, очевидно, так же, как и большинству людей, что жить я буду вечно. И если кто умирал из родственников, близких или знакомых — даже тогда я относился к смерти, как к чему-то постороннему, не реальному и был почти уверен, что ко мне она не придет. А если и придет, то это будет не скоро, должно быть, тогда, когда я состарюсь настолько, что жизнь для меня уже не будет представлять какой-либо ценности, и мой переход к праотцам совершится тихо-спокойно, без особого драматизма.

Но вот произошел несчастный случай, — и смерть уже ждет меня. Она пришла неожиданно, когда по инерции молодости, я все еще думал, что у меня все впереди. Однако мысль о смерти, вихрем влетевшая в сознание, отсекла это будущее, а с ним все мои надежды и мечты. Только прошлое осталось со мной — длинная вереница прожитых лет, итог пройденного пути.

Ну и каков же этот итог? — пытался я разобраться. — Дает ли он право быть довольным собой и спокойно встретить свой последний час?

Да. Я хорошо учился в школе и вузе. Был храбрым солдатом, ходил в атаки под Кёнигсбергом и тяжело был ранен в живот. Госпитальные врачи приложили немало сил, чтобы вернуть меня к жизни.

Кончилась война, и я занялся посильным для себя делом. Добывал змеиный яд, помогая в борьбе за здоровье человека, отдавал свои знания и опыт юннатам.

И это, к сожалению, всё. Да. Всё.

А где же научный успех? Где брошенные векам плодовитые мысли? Гением начатый труд?

Их нет и никогда не будет.

Всю жизнь я стремился к знаниям. И что же я узнал о земле, об окружающем мире, о вселенной, о существующих законах, выраженных языком цифр и иероглифами точных наук, об искусстве, литературе?

Очень мало. Почти ничего. Скорее всего я лишь пригубил или же сделал несколько глотков из золотой чаши познания. А ведь мне уже под шестьдесят. Да. Почти шестьдесят!

Почему же так получилось? — допрашивал я себя, желая докопаться до истины. А истина была проста и ясна, как день: в повседневной суете, в мелочных заботах я не очень ценил фактор времени, многое откладывал на «после», на «потом», усыпляя себя мыслью, что спешить некуда. И только, кажется, теперь я понял по-настоящему одну из мудрейших житейских истин: «Кто не идет вперед, тот идет назад».

Удивительное здесь в том, что третьего положения нет. Значит, стоя на месте, ты уже идешь назад. А надо было спешить. Опыт великих людей показывает, что даже за короткую жизнь можно многое успеть.

На этом мои мысли оборвались и я уснул тревожным сном.

Утром меня разбудил негромкий разговор врача и медицинской сестры Энегуль, стоявших около моей кровати. Между прочим, в речи доктора я уловил слово «олер», относившееся ко мне. Что означает «умрет».

Я открыл глаза и глухо, сухим, не послушным языком сказал по-туркменски, что умирать пока не собираюсь.

— Ах, яшули[6]! Прошу меня простить. Я и не знал, что вы так хорошо владеете нашим языком. Ну, как вы чувствуете себя? Что с вашей рукой?

Я показал руку. Опухоль опала. Но чернота еще не прошла. Затем были измерены температура, давление и пульс.

— Откровенно говоря, — сказал врач, — ваше состояние было очень тяжелым. И я рад, что вам стало легче. Но еще один сердечный укольчик вам не помешает.

Когда врач и сестра ушли, ко мне подсел Олег Павлович.