Рассказы змеелова

— Ну как, старина? — весело сказал он, желая меня ободрить.

— Спасибо, теперь лучше, — ответил я. — Только вот жаль с охотой не повезло. Ты уж прости меня…

— Какой вздор! — обиделся Олег. — Было бы здоровье… Охота от нас никуда не уйдет. Поедем еще, только скажи, когда выступать?..

Немного помолчав, я сказал:

— Фаину видел в бреду.

— Кого? Фаину? Какую Фаину? Ах, да! Ты ведь о ней говорил… Ну, и что? Звала к себе?

— Нет. Ни одного слова не произнесла. Только глядела на меня. Сколько во сне ни вижу, всегда молчит.

— Такими покойники и должны быть. О чем им говорить?

Потом я попросил Олега принести зеркало. Я взглянул в него и себя не узнал. Лицо было желтое, как воск. Глаза запали, нос заострился.

— Ну, как? Хорош? — улыбался Олег.

— Лучше некуда, — возвращая зеркало, ответил я.

— Да, брат. Укус был смертельный, — серьезным тоном заметил Олег, — и если бы не помощь врача и твой организм…

В это время отворилась дверь и явилась сестра Энегуль, неся на подносе две большие пиалы со свежим бараньим супом — шурпой. Первый раз я поел за последние пять суток. Поел с огромным аппетитом и сразу почувствовал, как прибавились силы.

Прошло еще двое суток, и мы вернулись в Ашхабад.

ДЕТСКИЕ СЛЕДЫ

Однажды ночью из Фирюзы я возвращался в Ашхабад.

Не много в Туркмении таких живописных мест, как эта Фирюза. Здесь, в каменной пригоршне гор, под сенью вековых платанов прячутся дачные домики, спальные корпуса санаториев, пионерские лагеря и дома отдыха. Прекрасны здесь чистый воздух, сады, парки, горы и соловьи.

В самом конце долины, проскочив мост через речку Фирюзинку, автомашина влетела в темное ущелье. Плавно приседая на рессорах, она мчалась на большой скорости, не сбавляя ее даже на крутых виражах.

Ущелье гудело от шороха шин.

Изредка я открывал глаза и видел, как мощный свет нашей «Волги» то ударится о каменный выступ утеса, то, отбросив ночную темень, вдруг откроет белесое полотно асфальтовой дороги, то вспыхнет и просверкает белым беглым огнем на сонных круглоголовых ветлах.

В открытые окна задувал ветер, приносивший в кабину ночную прохладу и чудесные запахи ущелья.

Сонливость моя постепенно прошла. Теперь я внимательно смотрел вперед, сквозь ветровое стекло, желая увидеть что-нибудь интересное на нашем пути. Ночью почти на каждой проезжей дороге можно встретить разных зверушек: зайцев, лис, мышей, ежей, корсаков.

Но сколько я ни напрягал зрение, ничего любопытного не было. По обеим сторонам шоссе мелькали ряды карагачей. Свет автомашины заливал дорогу, бил в деревья и, распадаясь под ними на длинные полосы, далеко проникал в темноту меж стволами.

Приближаясь к выезду из ущелья, машина круто повернула направо и вдруг осветила вдали странное существо. Рассмотреть его сразу не удалось: свет едва-едва коснулся его сверху. Вначале мне показалось, что это человек, решивший перебежать дорогу от берега Фирюзинки, где стояли будка придорожного буфета, шашлычный мангал и белое изваяние оленя.

Но вот на какое-то мгновение «странное существо» оказалось в ярком потоке света, и я без труда узнал в нем крупного дикобраза. Вид у него был воинственно-злой, словно он только что выдержал смертельную схватку с врагом. Длинные иглы торчали дыбом. Дикобраз напоминал большой колючий куст, выросший где-нибудь на знойной земле Мексики.

Метнув сердитый взгляд в нашу сторону (так, по крайней мере, мне показалось), дикобраз скрылся в карагачевой чаще.

Вскоре я забыл об этой встрече. Да и стоило ли о ней помнить?.. Ведь ничего особенного не случилось. Но в силу случайных обстоятельств мне пришлось проследить судьбу того дикобраза от нашей первой встречи и до конца его жизни.

Но я отвлекся. Фирюзинское ущелье я полюбил давно и часто его навещаю. И каждый раз оно открывает передо мной какую-нибудь новую, очень любопытную страницу книги о природе, ее прошлом и настоящем.

Здесь рано наступает весна.

Еще осенью вокруг деревьев и по берегу Фирюзинки пробьются к свету свежие травы. А в январе уже цветет миндаль. Звенят пчелы. Потом оденутся листвой деревья, и в каждой кроне зашумит ветер. Молодая клейкая листва засверкает мириадами солнечных брызг. Вдоль обочин вырастут мальвы, простые цветы которых взглянут на мир доверчиво и удивленно.

В то же время где-нибудь в трещине скалы расправит широкие, с вырезом, листья молодой инжир, дерево-отшельник. Удивительно, как сумел он прилепиться и выжить тут, пасынок судьбы. Нет ему ни солнца, ни влаги, а он живет и с каждым годом поднимается все выше…

Осенью, когда в «багрец и в золото оденутся леса», на обочинах шоссе расцветут синеглазые астры-сентябринки.