Расстрижонка

Через несколько лет другая женщина в другом городе сходно стояла на коленках на лавке перед открытом душником. И старательно оглашала окрестности страстными воплями. Я подсказывал её уместные, по моему мнению, реплики, вспоминая и крики страсти Аннушки в Смоленске, и вот эти откровения Цыбы. Дополняя и расцвечивая текст оборотами, особенно актуальными для конкретных места, времени и персонажей.

Не скажу, чтобы амплуа «суфлёр-любовник» манило меня. Хотя аудитория той светлой снежной ночь — была многочисленная, мужская и благодарная. Чего не сделаешь для нашего народа русского: пара тысяч мужей добрых сохранили, от сих криков, стонов и воплей женских, здоровье и жизни свои. Ибо, малость, в разум вошли.

Потом Цыба, несколько утомлённо, рассказывала об их житье-бытье в Боголюбово.

Разница с отчётом самого Лазаря… выразительная.

Досталось ребятам немелко. Вся здешняя «комьюнити» поделилась на две части: просто враждебных и враждебных приторно. Лазарь прежнего опыта выживания в условиях всеобщего отвращения с презрением и завистью — не имел. Старший сын в боярском доме… кто на такого — толпой плевать осмелится?!

Цыба… у неё сначала были кое-какие иллюзии. Насчёт порядочности боярства, попов, купцов… Чудом жива осталась. Всякий выход за ворота в город превращался в «боевую вылазку». Самого Лазаря цеплять грубо, «в лоб» опасались — князь Андрей благоволит, Резан — мог и ответ дать. Хоть — кулаком, хоть — мечом. Цыбе доставалось хуже всех. Как не крути, а на рынок хозяйке надо ходить регулярно. Тем более — дом пустой, всё надо.

Каждая покупка — обман с оскорблениями. Как в лицо плевали, грязью кидали, щипали да утащить пытались, обсчитывали, вырывали из рук деньги и товары, лаяли и материли… Общине нужна «омега». Для самоутверждения. Сообщество хомнутых сапиенсов — очень гадкое место. И в форме «святорусской» городской общины — тоже.

Прямые её просьбы к Лазарю:

– Скажи князь Андрею, чтобы наказал обидчиков.

Вызывали крайнее раздражение, обиду:

– Вот ещё чего! Суждальскому князю делать нечего, кроме как в бабских дрязгах разбираться!

Или:

– Кем я перед князем выставлюсь, коли об заляпанной юбке служанки дворовой — челом бить заявлюсь?! Честь мою загубить хочешь?!

Цыбе приходилось выворачиваться самой. Как оказалось, девочка «умеет держать удар».

Ей прежде доставалось в родном семействе. Но здесь… Чужие люди, вроде — городские, «культурные», а — как «собаки бешеные». В Пердуновке она несколько расслабилась: у меня чудаки, которые «моим людям» жить мешали — резво бежали трудиться «на кирпичики». Здесь «чудаки» — были массой, народом. Городские люмпены, которые после смерти Боголюбского будут три дня жечь и грабить слободы его мастеров.

Пришлось Цыбе вспомнить и свой злой дом, и новому злу выучиться. Лазарь на торг не пойдёт — не по чести боярину. Резан… у него своих дел выше крыши. А людей — мало, да и те, которые есть…

Многие недостатки, которые я видел в хозяйстве Лазаря, теперь стали объяснимы. Не невнимательностью да бездельностью, а тем мощным, повседневным давлением, прессингом, которое оказывало здешнее общество. «Худые соседи» — со всех сторон.

«Да, фрукты тут очень душистые,На пляжах вода бирюзовая,Песок золотой, небо чистое,И только соседи — ху…вые».

Губерман, применительно к нашей ситуации в Боголюбово, неправ везде. Кроме последней строчки.

Что, однако, приводит к логическому выводу в очень российской традиции и в моём личном ощущении правильности:

«И что обещаю единственно,Участки земли двух-метровые,К чему так стремятся воинственно,Получат соседи ху…вые».