Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

VIII. И это лучший путь для познания природы души и ее отличия от тела: ибо, исследуя, что такое мы, предполагающие ложным все, что от нас отлично, мы увидим совершенно ясно, что к нашей природе не принадлежит ни протяжение, ни фигура, ни перемещение, ни иное подобное, что следует приписать телу, но принадлежит одно мышление[27]

, которое вследствие этого и познается прежде и вернее всяких материальных предметов; его-то мы уже воспринимаем, а во всем ином еще сомневаемся.

IX. Под мышлением я разумею все то, что происходит в нас во время сознания, поскольку в нас есть сознание происходящего, и, таким образом, не только понимать, желать, воображать, но также и чувствовать означает здесь то же самое, что мыслить.

Ибо ведь, если я скажу «я вижу» или «я гуляю, значит существую» и буду разуметь здесь видение или прогулку, совершаемые телом, то заключение не абсолютно верно, потому что, как это часто случается во сне, я могу думать, что вижу или гуляю, хотя бы я не открывал глаз и не трогался с места и даже как бы вовсе не имел тела; но заключение вполне верно, если я подразумеваю само чувство или сознание того, что я вижу или прогуливаюсь, ибо тогда эти действия относятся к духу, который один лишь чувствует и мыслит, что видит или гуляет.

X. Я не стану разъяснять здесь многочисленные иные понятия, которыми уже пользовался или воспользуюсь в дальнейшем, так как они кажутся мне достаточно известными сами по себе. И я часто замечал, как философы заблуждаются в том, что простейшее и известное само по себе они пытаются излагать путем логических определений и таким образом затемняют дело еще больше. Когда я сказал, что положение «я мыслю, значит существую» является самым первым и достоверным и что оно встречается всякому методически философствующему, я не отрицал вместе с тем, что не важно знать до этого положения, что такое мышление, существование, достоверность; также не может быть, чтобы то, что мыслит, не существовало и т. д., но ввиду того, что это – понятия простейшие и такие, что сами по себе (in sе) не дают признаков никакой существующей вещи, я и рассудил их не перечислять.

XI. И вот, чтобы знать, что наша душа познается[28]

не только прежде и достовернее, но и яснее, чем тело, должно отметить, как самое известное в силу естественного света, что где нет ничего, там нет побуждений или качеств; поэтому, где бы и что бы мы ни охватили мыслью, необходимо открыть в этом вещь или субстанцию, которой принадлежат качества и побуждения; и чем больше воспринимаем мы их в вещи или субстанции, тем яснее ее познаем. А мы гораздо большее постигаем в нашей душе, чем в чем-либо другом. Это обнаруживается из невозможности для нас познавать что-либо без того, чтобы такое познание не приводило нас, и гораздо достовернее, к познанию нашей души. Так, если я полагаю, что существует земля, ибо я ее касаюсь и вижу, то в силу этого для меня еще более естественно судить о существовании моей души; ведь может оказаться, что я полагаю, будто касаюсь земли, хотя бы никакой земли не существовало, но не может случиться, чтобы, раз я сужу подобным образом, моя душа, которая об этом судит, была ничто; то же и в других случаях.

XII. Тем, кто философствует неметодически, дело представляется иным по той лишь причине, что они никогда достаточно старательно не различают души от тела. И хотя они считают за достовернейшее для себя, что существуют они сами, а не что-либо иное, однако не замечают, что под самими собою здесь уместно было бы понимать одни души (mentes solas); они, напротив, скорее понимают только свои тела, видимые глазами, ощупываемые руками; этим телам они ошибочно приписывают силу чувствования. Это и отклонило их от познания природы души.