Рассвет 2.0

– Привет, – сказала я, – рада, что ты пришел. Не удивляйся, я одна.

– Не боишься одна здесь ходить? – его крепкая ладонь сжала мою руку.

– Не боюсь. Ну так что, интересная листовка?

– Ну в общем да, – он кивнул, – честно говоря, давно думаю о чем-то таком. Есть и другие, но мы все, понимаешь, по одному. А ведь когда-то было же иначе, мне дед рассказывал. У меня дед коммунист был, ты, может, не знаешь, что это такое – сейчас мало кто знает. Ведь может же быть иначе, правда?

– Конечно, – кивнула я, чувствуя, как с каждым словом этого поляка в мое сердце вливается новая надежда. А вдруг все-таки получится?

– Кстати, тебя как зовут? Меня – Леа.

– А меня зовут Станислав.

Станислав Чон, Кузин, 032 год КЭ.

Глава 3. На земле. Кузин, новая жизнь

Я все никак не могу привыкнуть к голубому небу. Уже почти полгода прошло. И почти два месяца, как я на Земле. И к гравитации до сих пор не привыкну, еле ноги поднимаю. И небо – только увижу, как хочется улыбаться. Настроение поднимается сразу.

Из санатория меня выписали с оговорками – мол, надо реабилитацией заниматься, тренажер велели заказать специальный. Мол, никакой Службы еще с полгода. А я и не собирался на службу устраиваться, если честно. Хотя и проблем никаких не замечаю – прекрасно хожу, бегаю, прыгаю, танцую даже.

До Челябинска я добрался на стратоплане – все-таки три тысячи километров почти. Можно было взять одиночный джет, но я как-то стал опасаться полетов и поездок в индивидуальном транспорте. В Челябинске не задержался, сел на магнитку и поехал на северо-восток по Уральской Дуге.

Я выбрал скоростной поезд без остановок. Мимо мелькали гроздья городских кварталов, синие горы вдали, березовые рощицы, сосновые леса, озера, снова кварталы причудливых зданий, утопающих в зеленых садах. Уральская Дуга – одна из ОПЗ («областей плотного заселения») – не город, не мегаполис, протянувшийся чуть не на триста километров с юга на север. Просто дуга, где городские районы переходят в заповедник, он дальше – в поселок, тот – в лесопарк, и снова начинается городской район, и озеро, где запрещена застройка, и горный резерват, и снова поселок. Где люди живут практически везде – но неплотно, разделенные полосами парков, садов, заповедников, которые, в свою очередь, прорезаны магнитными дорогами и дорожками для личного транспорта.

Это не душный город с куцыми островками скверов и садиков, не деревня без современных удобств. Это Дуга. Таких агломераций на Земле множество; Рурский район, где один город перетекает в другой через улицу, возник еще в ХХ веке, а теперь их сколько угодно. Шанхайская Агломерация, Сердце Америки – Вашингтон/Нью Йорк и окрестности; Ленинград скоро встретится с Москвой в «Русской Тройке» (Великий Новгород уже влился туда). По сравнению с ними Уральская Дуга не так уж велика.

И все же, когда приезжаешь в агломерацию, не оставляет мысль: нас слишком много. А места, пригодного для заселения, после войны и подстегнутого ею климатического коллапса осталось мало. Конечно, теперь у нас есть Гренландия, заселяется прибрежная Антарктида – зато не стало Японии, а от экватора люди уезжают подальше, там только поля фотовольтаики и гроздья пищевых фабрик.

Нас уже опять почти двенадцать миллиардов. Мировой Совет ввел ограничение – один ребенок на женщину. Мы стали значительно дольше жить. Смертность очень низкая. Все это прекрасно, но… нам нужно выходить за пределы Земли.

Все это так очевидно, знают об этом даже маленькие дети. Но когда речь идет о том, что именно ты должен отправиться в мир, где нет магнитных дорог и уютных кафе, а есть неизученная и опасная флора и фауна… Не в экспедицию, не ради приобретения коэффициентных заслуг, а навсегда. Да и служить там придется не 15, а все 30 часов в неделю, и синекуру для Службы не найдешь, надо вкалывать везде в полную силу. Нет, мы не инды9, мы все понимаем про необходимость жить для общества, но ведь столько разных объяснений, почему каждый из нас не готов улететь с Земли.

Впрочем, кто-нибудь найдется. Я, наверное, нет, у меня здесь слишком много дел – но кто-нибудь найдется. Набирают же колонистов.

Мне же для начала надо выяснить, стоит ли это общество того, чтобы ради него жить.

Я сошел в Кузине – поезд остановился на центральной платформе. Мать встречала меня, я увидел ее издали – и не поймешь, что ей за восемьдесят: спортивная фигурка, пестрое пончо, светлые волосы раскиданы по плечам, лицо женщины «второй половины жизни». Сейчас все так, понятие старости потеряло смысл, у нас теперь есть только люди молодые и зрелые.

Настоящая старость начинается за сто лет или даже позже.

И все же у меня почему-то защемило сердце при виде мамы.

Рядом с ней сидел большой белый пудель Чарли, увидев меня, он вскочил и вежливо завилял хвостом.