Большая часть кабинета высказывалась против поддержки мятежников, восставших против законных властей: европейских монархов и монархистов приводила в ужас перспектива возникновения за океаном доброго десятка новых республик. В столицах Европы при активном или молчаливом одобрении некоторых членов британского кабинета министров разрабатывали заговоры против Каннинга, которые, впрочем, ни к чему не привели. Позднее Каннинг заметил, что некоторые пытались «изменить политику этого правительства, изменив меня самого». На стороне Каннинга было неоценимое преимущество в виде поддержки американцев. Принятая в декабре 1823 года доктрина Монро объявляла, что «американские континенты в силу того свободного и независимого состояния, которое они приобрели и поддерживают, отныне не должны рассматриваться как субъекты будущей колонизации какими-либо европейскими державами». Выступая перед палатой общин, Каннинг выразился более лаконично: «Размышляя об Испании, какой ее знали наши предки, я решил, что если Франция одолела Испанию, то Испания не должна обладать обеими Индиями. Я вызвал к жизни Новый Свет, чтобы восстановить равновесие в Старом Свете». Георг IV яростно выступал против какой бы то ни было независимости для покоренных народов: по его мнению, агитаторы за свободу были не кем иным, как предателями собственного монарха, императора Фердинанда VII. Этот выстрел попал слишком близко к цели. Король отказался вслух зачитать отчет Каннинга на открытии парламентской сессии, жалуясь на то, что из-за подагры не может ходить, а также потерял свою вставную челюсть. И все же он был не в силах обуздать стремления Джорджа Каннинга и помешать его политике. Последние звенья королевской власти начали покрываться ржавчиной.
Кроме того, в кабинете не было согласия по вопросу католической эмансипации: Пиль выступал против, а Каннинг — за. «Я думаю, — писал Пиль, — что в этой стране никто не испытывает особенного сочувствия к этому вопросу. Люди устали от него, устали противиться ему или обдумывать его». Разумеется, это было верно только для тех, чья религия находилась в выгодном положении. Закон о помощи католикам 1791 года устранил многие препятствия, разрешив свободу вероисповедания, но для гипотетического «века улучшения» этого было недостаточно. Кроме того, оставалась еще маленькая проблема католической Ирландии, которая вряд ли решилась бы сама собой. Уния 1800 года упразднила ирландский парламент, заменив его не справляющимися со своей задачей государственными учреждениями и некомпетентной английской администрацией. Англо-ирландская аристократия была по большей части продажной и бессильной, а католическое фермерство под властью англичан терпело жестокие лишения и было поставлено на грань нищеты. Предоставление права голоса католикам в Англии и Ирландии было мерой естественной справедливости, еще более необходимой в XIX веке. Каннинг продавливал это решение со всем присущим ему упорством и тягой к публичности. Как можно было поддерживать Симона Боливара в его стремлении к независимости, одновременно отказывая в подобной услуге Дэниелу О’Коннеллу?
О’Коннелл основал Католическую ассоциацию в начале 1823 года, когда надежды ирландцев, разбуженные вигами, были вдребезги разбиты монархией, а раздражение и нежелание подчиняться властям неуклонно росли. Большинство выживало благодаря тому, что приносил крошечный клочок земли, терпело постоянные притеснения со стороны арендодателей и было вынуждено отдавать десятую часть своего урожая (десятину) в пользу протестантской церкви. Наиболее воинственно настроенных католиков, выступающих против угнетателей, терроризировали и избивали члены протестантской ассоциации Peep-o-Day Boys и риббонисты; за католиков, в свою очередь, выступала группа «Защитники». В 1825 году Католическая ассоциация была запрещена, но вскоре она возобновила деятельность под видом учебно-просветительской группы. Это никого не обмануло, но привлечь ее к ответственности стало труднее. О’Коннеллу удалось создать организацию, объединившую в своих рядах духовенство и мирян.