Ратибор. Кого боялись наши предки

— Хе-хе, учудил наш неисправимый забулдыга так учудил, это верно, — хмыкнул примиряюще Белогор. — Но вы оба, — тут он укоризненно воззрился на Святослава и Ратибора, — не серчайте уж на него сильно. Дурашка, конечно, но кто по молодости из нас не куролесил, а⁈

Святослав с Ратибором хмуро переглянулись.

— Не, всякое бывало… — Ратибор неопределённо махнул рукой. — Я как-то практически полную бочку медовухи после пира домой приволок! Правда, пожалел опосля сильно об этом… Думал, моя Марфуша меня в ней и утопит!..

— Как же, помним, помним, — рассмеялся звонко Мирослав, мельком перемигнувшись с Яромиром, который также улыбался до ушей.

— Да и что сделать-то можно было? — князь тяжело вздохнул. — Я ведь поначалу, когда взбеленился, хотел вылить всё то пойло, что он с собой везёт, но Емеля костьми лёг за эту сивуху! Умолял так, как не каждый за жизнь свою на плахе просит! Ладно, пёс с ним! Пущай хлебает, коль с мозгами туго! Жизнь сама научит его уму-разуму. Надеюсь, с возрастом образумится… Всё, закончили совет держать посреди дороги! Давайте уже доберёмся, в конце концов, до этой треклятой Волокеи!

Спорить никто не стал, и друзья привычно влились в цепочку витязей, неторопливо шедших по Гиблому тракту. До реки и правда идти осталось всего ничего; через час с небольшим дружина князя уже оказалась у пологого берега покрытой ледяной коркой с краёв, но бодро бегущей по центру, широкой, полноводной незамерзающей Волокеи. Решено было сделать тут привал. Воины принялись всматриваться вдаль, надеясь разглядеть цель столь долгого их похода, но Караим было не видать; густой туман плотно окутал реку.

— Н-надо отметить наше прибытие! — Емельян, за прошедший час захмелевший ещё больше, достал с одного из своих тяжеловозов непочатую бутыль вина и попробовал её откупорить, но та упорно не поддавалась. Тогда, недолго думая, он извлёк тонкий стилет из-за пояса да лихо (так, по крайней мере, казалось ему самому) снёс у сосуда горлышко, слегка не рассчитав при этом траекторию удара и умудрившись чиркануть кончиком ножа по крупу стоящей перед ним тягловой лошади. Та заржала от боли и инстинктивно дёрнулась в сторону, оступившись да вылетев на покрытую тонкой наледью кромку воды, после чего тут же оказалась подо льдом. Хорошо, что произошло сие неприятное происшествие у самого берега, где было ещё неглубоко, потому рабочий конь провалился лишь по грудь, но застрял крепко; испуганно заржав, он попытался было выкарабкаться сам, но лишь ещё больше завяз во льдах да речном иле, что толстенным слоем покрывал дно Волокеи. Тюки с хмелем, надёжно закреплённые на спине несчастной лошадки, лишь усугубили положение бедной животинки. Под их весом ноги тяжеловоза ещё больше увязли в илистом дне.

— Ой!.. А что это она, а?.. — Емельян понял, что в очередной раз набедокурил.

В наступившей тишине, прерывающейся лишь жалобным ржанием попавшего в смертельную ловушку животного, воины Святослава неодобрительно переводили взгляд с испуганно вжавшего голову в плечи, растерянно хлопающего глазами племянника князя с бутылкой вина в руках на застрявшего в наледи и тине коня.

— Ай, молодца! — ехидно хмыкнул, наконец, Мирослав. — «Прибытие отметил с размахом», так и начеркай в письменах своих, летописец ты наш!..

— Да я не знаю, чего это с ней…

— Действительно, и что же произошло? Без бочки медовухи не разобраться, — усмехнулся Яромир.

— Емеля, я одного не могу понять: как ты вообще на свет белый смог вылупиться без происшествий, а⁈ — Ратибор угрюмо смотрел на съёжившегося Емельяна. — Или всё-таки, когда ты выползал под ясные очи Создателя, избу таки развалить умудрился, где тебя рожали?..

— Ратик, не ругайся…

— Заткнись, а то зашибу! Не доводи до греха!

— Молчу, молчу… Животинку бы вот только спасти! Замёрзнет ведь сейчас…

— Хорошо хоть, не о пойле своём в первую очередь переживаешь! — Ратибор принялся раздеваться.

— Ты чего собрался делать⁈ Лезть туда⁈ Ты что, рассудка лишился?.. — Емельян в сомнении покачал головой, слегка протрезвев и даже прекратив заикаться. — Холодрыга-то какая!..

— Ну, силой мысли я пока не научился коней из трясины выуживать, уж не серчай, Емеля, — Ратибор скинул с себя одежду и в чём мать родила зашёл в промёрзшую речушку, как ледорез, разбивая своей могучей статью ледяную корку, образовавшуюся на поверхности воды. Подойдя к испуганно ржущей лошадке, он в первую очередь снял с её спины тюки с вином и медовухой да небрежно перекинул их на берег Емельяну, который проявил удивительную сноровку, поймав практически их все. Лишь один упал в сугроб, мелодично зазвенев.

— Уф, вроде и не разбилось даже ничего, — с облегчением пробормотал самоназванный летописец, быстро осмотрев скарб с хмелем.

— Выходи, негоже прятаться, — буркнул вдруг Белогор, устремив пристальный взгляд на ближайший дубок, что возвышался недалече. — Не бойся, не обидим.