Раубриттер

Лотар рассмеялся. Когда-то его смех был мелодичным и тонким, но изменившаяся грудная клетка и гортань сильно исказили его, превратив в надсадный скрежет.

- Ты еще не понял? Паукам полагается быть более сообразительными. Вы оба предали друг друга. Ты его, он – тебя. Только он успел чуть раньше. Как это мило! Как же ты раскрыл его личину?

- Я не знал его имени и титула. Лишь догадывался. То, что он не простой контрабандист, стало ясно почти сразу. Слишком правильная речь, хоть он и пытался это скрыть. И этот акцент… Может, в провинциальном Бра ему и удавалось выдавать себя за иберийца, но он такой же уроженец Жироны, как я – архангел Гавриил.

Маркграф Салуццо сладко потянулся, отчего внутри его раздувшегося багрового тела хрустнули переплетенные между собой кости.

- Твоя проницательность может соперничать лишь с твоим чувством юмора, Паук. И как же ты вывел его на чистую воду?

- Его подвело невнимательность к деталям. Описывая битву при Ревелло, он сказал, что альмогавары шли в бой с кличем «Despierta, hierro!»

- «Железо, пробудись»? И что?

- Это клич на иберийском наречии, - спокойно пояснил Гримберт, - Но ни один уроженец Жироны в здравом уме не станет подобного кричать. Жиронцы гордятся тем, что они из Каталонии. В бою они кричали бы по-каталонски «Desperta, Ferres!», но никак не «Despierta, hierro!» по-иберийски.

Изувеченные руки Лотара изобразили несколько неуклюжих хлопков.

- Браво, мой мальчик, браво! Дорогой барон фон Кетлер, я всегда считал вас большим хитрецом. Но, говорят, злость – большая мастерица смущать разум. Мне кажется, за последние пять лет она съела остатки вашего подчистую. Я даже немного разочарован.

Берхард собирался что-то ответить, но поперхнулся собственной кровью и бессильно закашлялся, роняя в рыхлый снег дымящиеся карминово-розовые капли. Но в этом уже не было нужды.

- Месть, - пробормотал Гримберт, - Вот та тропа, что вела его. Он жаждал мести, ведь так? Ты бросил его там, под Ревелло. Его – и всех прочих. Скормил их туринским рыцарям, в решающий миг бежав от боя. Понадеялся на то, что император достаточно насытился, чтоб даровать тебе прощение. Что ж, я рад. Я рад, Лотар, что прощение пришло к тебе именно в такой форме.

Гримберт с отвращением заметил, как на теле Лотара приоткрывается сразу несколько ртов. Некоторые из них щерились из вздувшихся животов, другие – из неестественно выгнутых спин или раздувшихся бёдер. Внутри некоторых из них можно было различить зубы, пусть даже растущие беспорядочными группами, другие представляли собой лишь темные провалы, окаймленные дрожащими губами.

- Мой милый, из тебя получился бы недурной обличитель, но есть одна штука… Барон мстил не только мне, неправда ли? Барон, вы хотите что-то сказать маркграфу Гримберту? Я же вижу, что хотите…

Берхард, бессильно стоявший на коленях, вдруг ощерился, поднял разбитое лицо:

- Мразь… Ты думал, я… я забуду? Железная… Ярмарка. Думал, я забуду лицо… кх… человека, который изуродовал меня? Ты… изменился. У тебя больше нет глаз, но улыбка… Улыбка осталась та же. Я хорошо запомнил ее… кххх… пять лет назад.

Страшная пародия на человека изобразила подобие поклона. Лишь подобие – тело Лотара анатомически не смогло бы никогда согнуться.

- Ты лишился титула и глаз, мой милый мальчик, но представь, каково было барону фон Кеплеру. Он справился с внешним уродством, хоть и не без жертв, однако изнутри его снедало нечто куда более болезненное, чем боль. Гнев.

- Я знаю, что такое гнев, Лотар.

- Гнев неутоленный – самая страшная пытка на свете, мой друг. В пятом круге ада подверженные гневу вынуждены вечно бороться друг с другом в зловонном болоте Стикса, но это ничто по сравнению с тем, что испытывает человек, знающий, что его злость никогда не сможет обрушиться на голову виновного. Он был бессилен добраться до любого из нас.

- Мирозданию свойственна ирония, я знаю. Должно быть, он прилично удивился, обнаружив маркграфа Туринского на собственном пороге.

- Если что-то и дало ему силу не убить тебя на месте, так это я, - Лотар вновь улыбнулся и Гримберт с содроганием заметил, как неестественно широко открывается его деформированная челюсть, - Точнее, его ненависть ко мне. Он-то хотел получить двух пташек разом. Я прав, барон?

Берхард молча кивнул. А может, просто голова бессильно мотнулась на шее.

- Конечно, он мог бы тайно известить меня о твоем визите, мой милый. У моих слуг ушло бы не более трех часов, чтобы добраться из столицы до Бра и с почестями проводить тебя во дворец. Это обрекало тебя на немыслимые мучения, но лишало барона фон Кеплера главного. Кроме того, я все так же оставался недосягаем.

- Но я так исступлённо просил отвести меня к Бледному Пальцу, что он сообразил, как все устроить. Как сыграть на этом так, чтобы получить все, что ему причитается.