Равника

На глазах Лилианы разросшийся отряд Стражей подхватывал на руки уличных пострелят (в какой-то момент Гидеон сгреб разом троих) и оттаскивал их подальше от беды. На глазах Лилианы Стражи спасали от гибели прочих случайных прохожих, напуганных до полной неспособности хоть как-то постоять за себя. На глазах Лилианы они истребляли Вековечных одного за другим. И глядя на все это, Лилиана с жалостью (если не с отвращением) покачивала головой.

Да, Стражи явно напрочь забыли об общей картине. Возможно, Гидеон не видел, не понимал обстановки с самого начала, но ведь спасение праздношатающихся глупцов по одному за раз целиком захватило, отвлекло даже Джейса! Для сдерживания неприятеля в целом никто из Стражей не делал ровным счетом ничего. Между тем Вековечные, как и приказывал Болас (вернее, она, Лилиана Весс), уже покидали площадь, разбегались по городу, а из портала с каждой секундой появлялись новые и новые воины. Успешно спасая отдельных горожан, Стражи терпели очевидный крах в спасении города, в спасении Равники.

«Ну, а остановить Боласа…»

Такого, похоже, у Стражей и в планах более не было.

«Понятно, отчего дракон неизменно побеждает. Девять десятых его замысла уже очевидны, а Болас по-прежнему на голову впереди этого целиком предсказуемого дурачья».

Как только она могла подумать, будто у них есть хоть шанс?

Лилиана кивнула самой себе. Расчет только на собственное мастерство, на собственную хитрость, на выжидание удобного случая, шанса покончить с Николом Боласом, оказался абсолютно верен. Попробуй Лилиана остаться союзницей Джейса, Гидеона, Чандры и остальных – она уже была бы мертва, а Стражи с тою же деловитостью рыли бы себе могилу. Иначе и быть не могло. Это бесспорный, очевидный факт.

Но отчего же ей все еще хочется плакать?

Картина девятнадцатая. Тейо Верада

Тейо совсем выбился из сил. В самые тяжкие дни послушничества и даже во время сильнейшей из алмазных бурь минувшего лета не создавал он по стольку световых щитов в столь краткий срок.

Не создавал – но вот, на тебе, его геометрия опять, и опять, и опять прикрывает мужчин, женщин, детей и… и прочих живых существ, да не от буйства стихии, не от песка и алмазов, а от неупокоенных воинов – от Вековечных, как назвал их Джейс Белерен, с бездумной (хотя, на его вкус, не такой уж бездумной) яростью прущих вперед. А он, послушник Верада, творит то треугольник, то ромб, отражая ими уколы мечей и удары палиц!

«Может, просто деваться некуда?»

Да, аббат, как бы ни был на Тейо зол, в жизни не нагонял на него такого страху! Ну, а сейчас, если его щиты дадут слабину, погибнут люди. Погибнет Крыса.

«Погибну я сам!»

При этом Тейо отчетливо сознавал: ему здесь не место. Нет, не потому, что и бой, и весь этот мир для него чужие. Он просто чувствовал себя недостойным биться в одном строю со всеми этими незнакомцами, с такими великими воинами. И отчего только подобное путешествие выпало именно ему? Сколько раз аббат Баррес качал головой, сокрушаясь над промахами худшего из своих учеников? Раз в день уж точно. Любой из товарищей по послушанию справился бы куда лучше.

«Во имя Бури, почему я? Почему не один из них? А лучше – один из облеченных монахов? А еще лучше – сам аббат?»

Тут рядом, откуда ни возьмись, появилась Крыса.

– Ух ты, здорово у тебя выходит! – восхитилась она, дотянувшись до его уха.

С усилием сглотнув, Тейо кивнул ей и сотворил еще щит – круг, развернувшийся в стороны от вытянутой вперед восточной вершины, – прикрыв им пару эльфийских детишек и позволив тем ускользнуть от гнавшихся следом Вековечных, с ног до головы покрытых неведомым минералом – лазотепом, как назвал его Гидеон Джура. Пока что щит Тейо держался, преграждая неупокоенным путь к добыче, но уничтожить тварей не мог.

Уничтожала их убийца призраков Кайя, пуская в ход мерцающие клинки. Уничтожал их мощными разрядами Рал, повелитель молний. И даже Крыса, перебегая от одного Вековечного к другому, вонзала крохотные кинжалы в глаза врагов – глубоко, до самых остатков мозга. Уже с четырьмя, а то и с пятью разделалась. В первый раз Тейо не сомневался, что его вот-вот вырвет, но даже к этому зрелищу мало-помалу привык.