Равника

Дак самодовольно улыбнулся, но тут же малость запаниковал: весь задний ряд орды разом развернулся к нему.

«М-да. Неувязочка».

Заклинание-то было получено из перстня, который, согласно задумке, срабатывал на пальце намеченной жертвы, и, таким образом, предназначалось для убийства лишь одного неупокоенного за раз! Ни секунды не медля, Дак обратил его силу на ближайшего воина, и тот, задымившись, споткнулся, пал на колени, но прежде, чем ему настал конец, к Даку со всех ног ринулись еще три синих твари.

Дак вспрыгнул на стену и прилип к камню ладонями. Здесь-то им его не достать! Но тут неупокоенный авен расправил крылья, взлетел и устремился к нему. Между тем упавший на колени воин, наконец, догорел, что позволило Даку нацелить заклятие на летуна в блестящей синей броне. Тот задымился, но по-прежнему несся в Дакову сторону, и Дак инстинктивно сотворил на стене в пяти футах от себя собственного иллюзорного двойника. Дымящийся авен заколебался, не зная, какого из двух Даков Фейденов атаковать, и в итоге с лету врезался в стену ровно посередине между иллюзией и реальностью. И, загоревшись, камнем рухнул вниз – да, как нарочно, прямо на парочку собственных же соратников, подпалив обоих горящими крыльями.

Тут уж к Даку развернулась вся фаланга целиком. Никакого разумного плана на этот случай у него не имелось, однако цели своей он достиг. Мирные горожане подобрали раненых, а мертвых оставили лежать, где лежат, и поспешили смыться. Теперь Даку оставалось только одно – смыться отсюда самому, да подальше.

Вслед ему – и еще нескольким его двойникам, карабкающимся по стене наверх – полетели копья. Пара-другая копий угодила в цель, отчего пораженные иллюзии взорвались, брызнув в стороны голубыми искрами, а одно зацепило Дакову руку. Нет, кожи не повредило, но продырявило роскошную (и дорогущую) кожаную куртку, которую Дак, поддавшись минутной прихоти, только накануне вечером стянул на Иннистраде.

По счастью, больше летучих тварей в рядах врага не нашлось. Увернувшись от еще одного копья, Дак взобрался на крышу, остановился и взглянул вниз. Фаланга, уже забыв о нем, двинулась дальше, на поиски новых жертв из числа мирных жителей Равники. Даку тут же захотелось спалить всех до одного, но…

Он оглянулся назад, в сторону площади. Да ведь эти твари и есть то самое, гром его разрази, войско, что валит наружу из портала!

«Должно быть, на здешних улицах их уже многие сотни».

Что ж, дело было ясное: сжечь их по одному не получится, сколько бы удовольствия это ни доставило. Нужно искать другое решение, а торча здесь, на крыше, его уж точно не найти. Изначально чутье вело Дака туда, на площадь, а чутью своему за долгие годы вор выучился доверять.

И потому снова помчался вперед – с крыши на крышу, с крыши на крышу…

Картина двадцать первая. Гидеон Джура

Гидеон с Аджани скосили, разметали еще один сноп Вековечных – третий с тех пор, как отделились от отряда и покинули площадь. На этот раз им попались копьеносцы, и потому Гидеон пошел первым, пролагая товарищу путь. Вековечные копья оказались не такими уж вековечными: о яркую, светлую ауру неуязвимости они ломались – только треск стоял. А прежде, чем Вековечные успели бросить сломанное оружие и потянуться к мечам, Гидеон с Аджани подошли вплотную и ворвались в самую гущу строя. Уж тут-то Гидеон дал себе волю и принялся орудовать Черным Мечом без оглядки, рубя вражьи головы, руки, ноги – да все, что только ни подвернется под удар. Или колол неупокоенных в самое сердце. Казалось, последний способ расправы нравится волшебному мечу более всех остальных. Странное то было ощущение, однако Гидеон чувствовал предпочтения Черного Меча всею длиной рук и далее – вплоть до спинного хребта. Внутренний голос остерегал, подсказывал, что потворствовать кровожадным пристрастиям оружия – идея скверная, но Гидеон решил к нему не прислушиваться. Мало этого, он почти позабыл, с какой неохотой воспользовался пьющим души клинком даже против нечестивого демона Бельзенлока. Теперь угрызения совести его ничуть не терзали. Тут помогало то, что все эти Вековечные уже мертвы, что все это – лишь извращенные подобия величайших воинов Амонхета, принужденные Лилианой служить Боласу. Он чувствовал, что, прекращая их посмертное существование, делает доброе дело. Вот только в глубине души понимал: душ их он этим не освобождает. Если у Вековечных еще оставались души, то Гидеон, весьма вероятно, скармливал их Черному Мечу.

Однако сейчас это – неизвестно, отчего – ничуть его не волновало.

Гидеон бросил взгляд в сторону Аджани. Огромный кот истреблял Вековечных без малейшего азарта, но это вовсе не значило, будто он бьется спустя рукава – нет, бился он, как проклятый! Клыки и когти, подкрепленные силой и магией, рвали лазотеповых воинов на куски.

Пяти минут не прошло, как весь сноп полег грудой к ногам двоих мироходцев. Оба двинулись дальше.