Равноправные. История искусства, женской дружбы и эмансипации в 1960-х

Однако в этой истории нет ни слова о том, как на рубеже 1950-1960-х — в годы, которые могут показаться мертвой зоной освободительной политики — женщинами-преобразовательницами, педагогами и художницами, порой неосознанно, были заложены основы феминистского протеста_16. За редким исключением, женщины Рэдклиффского института не считали себя революционерками. А некоторые — даже феминистками. Они не были бунтарками. Они пока не творили историю. Но их искреннее стремление к самовыражению позволило тем, кто пришел после них, вершить более масштабные, более смелые перемены. Поэзия Секстон, которую часто называли исповедальной, позже вдохновила разгневанных молодых женщин выйти на улицы. Лекции Олсен о проблемах материнства в рядах трудящихся ошеломили публику; ее занятия по литературе о бедности радикализировали факультеты английского языка в колледжах. Фридан, которая сначала пригласила Бантинг совместно работать над «Загадкой женственности», а потом столкнулась с трудностями в написании книги после ее ухода, вероятно была рада успехам бывшего соавтора.

История Института также связана с богатой историей феминистской мысли о творчестве и интеллектуальном труде. В 1929 году Вирджиния Вулф опубликовала эссе «Своя комната», написанное на основе двух лекций, прочитанных ею в октябре 1928-го в женских колледжах Кембриджского университета. Название книги — часть утверждения, которое Вулф приводит в начале эссе: «У каждой женщины, если она собирается писать, должны быть средства и своя комната». Остаток эссе Вулф посвящает описанию обескураживающего дня, который некая женщина проводит в «Оксбридже» (гибриде Оксфорда и Кембриджа): она пытается подготовиться к предстоящей лекции, но ей все время мешают. Женщину прогоняют с газона, не пускают в библиотеку, и ей приходится есть черт-те что на ужин, потому что в комнате подруги ей ужинать не позволяют. В эссе подчеркивается важность материальных ресурсов для писателей и интеллектуалов: Вулф пишет о «той атмосфере цивилизованности, радушия, достоинства, которая приходит только с комфортом, роскошью, привычкой к уединению», — и, возможно, именно благодаря этой идее эссе так широко известно. Кроме того, Вулф мечтает о женском содружестве и о поддержке, которую могли бы оказывать друг другу женщины разных поколений. Сидя рядом с подругой, рассказчица представляет себе альтернативную историю, в которой мать этой подруги зарабатывала бы деньги вместо того, чтобы рожать тринадцать детей:

Если бы только наши матери научились в свое время великому искусству делать деньги и завещали их потом своим дочерям на звания и стипендии, как это делали для своих сыновей отцы… будущее представлялось бы нам надежным и безоблачным благодаря какой-нибудь высокооплачиваемой профессии. Мы бы исследовали, писали, бродили бы по древним уголкам земли, сидели бы у подножия Парфенона или шли бы к десяти на службу, а в половине пятого спокойно возвращались бы домой, чтобы немного посочинять стихи 17.

Вулф мечтала, чтобы женщины жили как мужчины-писатели и мужчины-ученые, которые поддерживают интеллектуальный рост друг друга. Институт воплотил эту мечту в реальность.

Я узнала об Эквивалентах, когда мне еще не было и тридцати. Тогда я почти получила докторскую степень по английскому и размышляла о будущем. Карьера мужчины, с которым я встречалась, была в большем приоритете, чем моя собственная. Как ребенок girl power 1990-х, я была уверена, что могу реализоваться интеллектуально и посвятить себя карьере, имея при этом счастливую семью. Я могу это сделать, и я это сделаю! И все же я не могла избавиться от ощущения, что мне придется выбирать между профессиональными устремлениями и материнством. Моя мать, несмотря на поддержку супруга, с трудом совмещала карьеру и семью. Мысли о воспитании потомства наполняли меня ужасом.

Одиноко сидя в библиотеке Рэдклиффа, там же, где когда-то бродили Эквиваленты, я заглядывала в папки и просматривала документы прежних лет. Так я узнала о женщинах, которые не могли найти для своих детей приемлемое дошкольное учреждение. О женщинах, которые боялись социального осуждения за то, что оставляют детей одних, а сами эгоистично уходят на работу и учебу. О ревнивых мужьях, снисходительных учителях-мужчинах и ненаписанных книгах, положенных на алтарь семейного счастья. И я все приняла к сведению.