Равновесие потока

Караван с продуктами из деревни медленно прополз через узкие северные ворота стены. Прогрохотав деревянными колесами по каменным плитам площади, он остановился возле открытых ворот храма. Люди, как муравьи, засновали вокруг каравана, перенося всё доставленное в глубокие прохладные погреба. Смуглые слуги, едва прикрытые набедренными повязками, подхватывали мешки и кувшины и исчезали в тени узких коридоров, ведущих в глубокие подвалы. Несколько погонщиков, которым было разрешено войти во двор с караваном, сбились в кучку и с восторгом взирали на огромные здания храма. Редко кому выпадала честь попасть внутрь двора в обычные дни. Только по праздникам одни из четырех ворот в стене открывались настежь, пропуская простой люд на церемонию поклонения богам.

Солнечный свет пробивался внутрь храмовых галерей где-то далеко наверху, отражался от высоких потолков, и не давал темноте поглотить всё вокруг, не более того. Широкие, отполированные тысячами босых ног за многие сотни лет ступени, вели всё ниже и ниже в просторные складские комнаты. Склады были разные. В тех, куда Вана-кан уже мог входить, хранились продукты, напитки и нехитрая утварь для слуг. Сколько ещё всего скрывал храм, в лабиринтах своих коридоров, он не знал. Но настанет день, и он закончит очередную ступень своего обучения. Пройдя посвящение, он получит новый статус, и тогда храм откроет ему очередную часть своих тайн.

Пустой караван выкатился обратно за ворота, тяжёлые толстые створки медленно закрылись. Огромная площадь снова опустела.

Закончив укладывать ряды мешков и кувшинов, слуги потянулись к себе в боковые комнаты, где они жили. Теперь можно немного передохнуть, а после ужина настанет время для учёбы. Младшие жрецы, как обычно, будут вести уроки. Счёт, письмо, история и изучение молитв – кажется, ничто не сможет нарушить этот устоявшийся веками порядок. А потом, в конце дня, усталый Вана-кан с удовольствием вытянется на своей циновке, закроет глаза, и сны унесут его высоко-высоко над этим миром. Прохладная ночь снова раскроет свое звездное покрывало. Он снова будет летать между облаков и звёзд над невиданными землями и морями. Будет говорить с богами, и боги будут говорить с ним.

* * *

Аркадий Александрович Кирсанов оказался невысоким говорливым старичком, на вид лет шестидесяти с хвостиком, типично-профессорской внешности: серый, видавший виды костюмчик, рубашка в непонятную полоску и узкий чёрный галстук, который никак не ограничивал расстегнутый на две пуговицы ворот. Впрочем, одной верхней пуговицы не было на месте видимо уже давно, а вторая висела на одной тоненькой ниточке. Седая академическая бородка придавала ему вид степенного учёного мужа. Но стоило ему заговорить, а говорить он очень любил, как налёт многозначительной важности таял без следа.

Уже через полчаса с начала их знакомства, Егор сидел в кресле, в приятном полумраке лаборатории и пил вкусный чай с вареньем. Почти половину лаборатории занимал огромный старинный стол, обтянутый когда-то солидным зелёным сукном. В углу стояли маленький журнальный столик и два кресла. Огромное количество книг, брошюр, пачек листов мелко-исписанной бумаги располагались везде, включая подоконник и пространство под столами. О ходе времени напоминали старые настенные часы с маятником и метроном на верхней полке. В углу стояло что-то похожее размерами на большой холодильник, прикрытое старой шторой.

Профессор, сразу разрешивший называть себя Арсанычем, был из тех, кто располагают к себе собеседника с первых слов. Егор уже успел выложить о себе все: сколько у него «хвостов», где родился, кто его родители, где живет, чем увлекался в детстве и даже когда и с кем целовался первый раз. Арсаныч слушал внимательно, кивал в такт его словам, и по выражению его лица было понятно, что он весьма доволен происходящим.

– Молодой человек, а что вы знаете о времени? – неожиданно спросил он.

Этот вопрос ввел Егора в ступор.

Пытаясь как-то выйти из сложившейся ситуации, он начал бормотать, как на экзамене, что время – это то, чем определяется ход всего происходящего, что оно движется только вперед и имеет свои единицы измерения.

– Всё это так, но каждый ваш постулат можно опровергнуть десятками способов. Хорошо, пока не будем об этом, – произнёс профессор, многозначительно почесал свою бородку и хитро прищурился. – На данном этапе мне нужна исключительно практическая помощь.

Профессор вскочил с кресла и начал прохаживаться по комнате, чем-то напоминая маятник в старых часах.

– Я разрабатываю одну увлекательную теорию, но мне необходима ее практическая реализация.