Раз и навсегда

– Атертон думает, что ему удастся породнить наши семьи против моей воли. Он ждал двадцать два года, чтобы насолить мне, и теперь уверен, что преуспеет. – Глухой кашель сотряс ее грудь, пока она разглядывала прекрасную пару, стоявшую неподалеку. – Но Атертон ошибается.

Виктория с трудом отвела взгляд от старой леди с суровым лицом и затейливым тюрбаном на голове. Казалось, все уставились на них с Джейсоном, даже старушки, с которыми она до сих пор не встречалась, вроде этой. Она опасливо посмотрела на Филдинга.

– Мое появление здесь с вами – ужасная ошибка, – сказала она, принимая из его рук рюмку с миндальным ликером.

– Почему? Ведь вам нравится пьеса. – И он усмехнулся, глядя в ее обеспокоенные синие глаза. – А я наслаждался тем, что любовался вами.

– Но вы не должны любоваться мной и в особенности не должны выглядеть так, будто наслаждаетесь этим, – сказала Виктория, стараясь скрыть удовольствие, которое ей доставил этот тривиальный комплимент из его уст.

– Почему бы нет?

– Потому что все смотрят на нас.

– Они видели нас и раньше, – сказал Джейсон, бесстрастно пожав плечами.

Но неловкость усугубилась в значительной степени, когда они приехали на бал. Стоило им войти в залу, как вся публика, казалось, повернула головы в их сторону и явно недружелюбно принялась разглядывать их.

– Джейсон, это ужасно! Здесь еще хуже, чем в театре. Там хотя бы некоторые смотрели на сцену. Здесь же все смотрят только на нас, и будьте любезны, – взмолилась она, сменив тему, – перестаньте так обворожительно мне улыбаться, ведь они все видят!

– Так я обворожителен? – поддразнил он, но сам скользнул быстрым взглядом по лицам присутствующих.

– По-моему, здесь всего лишь, – мягко протянул он, кивнув головой вправо, – полдюжины ваших безутешных воздыхателей, которые выглядят так, словно придумывают способ, как бы поскорей перерезать мне глотку.

Виктория в отчаянии чуть не топнула ногой.

– Вы намеренно не хотите замечать происходящего! Кэролайн Коллингвуд в курсе всех on dit[6], и она говорила мне: никто не верит, что мы с вами всерьез питаем интерес друг к другу. Болтают, что мы поддерживаем легенду о помолвке лишь ради дяди Чарльза. Но теперь вы дрались на дуэли из-за того, что кто-то прошелся на мой счет, и это меняет все. Теперь они подсчитывают, сколько времени вы проводите в доме, когда я нахожусь там…

– Как ни странно, но это мой собственный дом, – протянул Джейсон, и его брови сошлись над горящими зелеными глазами.

– Я знаю, но дело не в этом. Теперь все, в особенности леди, наградят нас всеми возможными пороками. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, то этому не придавали бы такого значения.

Голос Джейсона обратился в тихий, леденящий душу шепот:

– Вы ошибаетесь, если считаете, что я придаю хоть малейшее значение тому, что думают люди, включая вас. Не трудитесь читать мне лекцию о принципах, ибо у меня их нет, и не принимайте меня за джентльмена, коим я вовсе не являюсь. Я жил в таких местах, о которых вы даже представления не имеете, и везде занимался такими делами, которые оскорбили бы все ваши пуританские чувства. Вы невинный, наивный ребенок… А я никогда не был невинным. Я даже никогда не был ребенком. Однако, поскольку вы так озабочены тем, что думают люди, это легко поправить. Можете провести остаток вечера со своими жеманными ухажерами, а я найду кого-нибудь, кто будет развлекать меня.

Виктория была так сконфужена и обижена его неоправданным выпадом, что не знала, что и сказать, когда он отошел от нее. Тем не менее она поступила точно по его высказанному в такой грубой форме рецепту, и хотя на нее стали бросать меньше омерзительно любопытных взглядов, настроение у нее было ужасное.

Оскорбленная гордость заставляла ее делать вид, будто она наслаждается танцами со своими партнерами и вслушивается в их льстивую болтовню, но на деле ее слух был настроен лишь на звуки голоса Джейсона, и ее сердце екало, когда он оказывался вблизи.

С нарастающей тоской Виктория наблюдала, как Джейсон хладнокровно стоял в кругу трех прелестных блондинок, которые соперничали друг с другом, добиваясь его внимания, и из кожи вон лезли только ради того, чтобы увидеть, как он нехотя улыбается.

Не раз после прошлой ночи она позволяла себе погрузиться в воспоминания о сладости его поцелуя. И сейчас она просто не в состоянии была думать ни о чем, кроме того, чтобы он опять стоял рядом с ней, а не флиртовал с теми дамочками, и дьявол с ним, с общественным мнением!

В этот момент молодой человек лет двадцати пяти напомнил ей, что она обещала ему следующий танец.

– Да, конечно, – вежливо, но без энтузиазма ответила она. – Кстати, который сейчас час, мистер Баскоум? – спросила девушка, когда он повел ее в танце.

– Полдвенадцатого.

Виктория чуть не застонала. Сколько еще придется мучиться, пока этот бал наконец завершится!

…Чарльз вставил ключ в замочную скважину и открыл парадное как раз в тот миг, когда Нортроп поспешил навстречу герцогу.

– Не было никакой нужды дожидаться меня, Нортроп, – добродушно сказал Чарльз, передавая ему шляпу и трость. – Который час?